Джинн из консервной банки

– Нет, – закричала она, и этот крик словно плеткой хлестнул Жаррона.

Неожиданно он сорвался с места, метнулся к Марине, схватив ее руку, повернул вместе с револьвером. Несколько мгновений они боролись, а затем кисть девушки неестественно вывернулась, и раздался выстрел.

– Луи! – испугалась Ольга, бросаясь к Жаррону. – Луи! Ты жив?

Он медленно отступал от оседающей на пол Марины.

– Это она… Она сама… – бормотал он, с ужасом глядя на расползающееся по ее одежде кровавое пятно.

Ольга, оторопев, смотрела на свою несостоявшуюся убийцу и не могла поверить, что сама она все еще жива. Она растеряно и беспомощно оглянулась на бледного, вздрагивающего от нервного озноба Жаррона и спросила:

– Марина мертва?

Луи пожал плечами и, с видимым усилием сделав несколько шагов, склонился над девушкой. Он расстегнул верхние пуговицы блузки и почти сразу выпрямился.

– Она умрет. Это дело десяти-пятнадцати минут. Я попал прямо в сердце. Я убил ее! – вдруг закричал он. – О кошмар! Убил! Теперь меня арестуют…

Ольга схватила Жаррона за руку и, потянув к выходу, закричала:

– Бежим, Луи, бежим!

Он удивился:

– Как? Куда? Это убийство. Бежать бесполезно. Нас могли видеть…

– Никакое это не убийство. Ты защищал меня, она хотела выстрелить и выстрелила. Это не убийство, а самоубийство. Посмотри она все еще держит револьвер.

Действительно, рука Марины продолжала сжимать оружие.

– Да, но нас могли видеть, – растерялся Жаррон.

– Чепуха, на улице ни души.

Ольга подтолкнула его к двери, но он, как истинный кавалер, не мог позволить себе пройти первым. Он пропустил ее вперед.

В этот момент смертельно раненая Марина открыла глаза, вглядываясь в два смутных силуэта, двигающихся по комнате. Наконец силуэты совместились, она более или менее отчетливо увидела одну фигуру.

Нечеловеческим усилием ей удалось поднять револьвер и выстрелить. Пуля попала Жаррону в затылок.

Ольга обернулась на выстрел и увидела падающего возлюбленного.

– Луи! – бросилась она к нему.

Он упал лицом вниз, открыв взгляду Ольги свою страшную рану.

– Луи, как же так, мой милый Луи?

Глава 12

Все дальнейшее, казалось нереальностью, сном, страшным сном. Ольга не помнила, как бежала по лестнице, как вела машину, как вернулась в дом Жаррона. Жизнь, казалось, потеряла смысл. Ее Луи, единственного мужчины, которого она действительно любила, больше не было на свете.

Ольга лежала в той же спальне, из которой недавно выбежала вслед за ним. В душе она чувствовала щемящую пустоту. Но Ольга не хотела сдаваться, она оказывала этой пустоте яростное сопротивление. Ольга была сильной и хладнокровной женщиной и потому не могла позволить себе упасть духом.

«Почему я так разнюнилась? Актриса! Художница! Фантазерка! Сама же этого хотела, – сердилась она и тут же себе возражала: – Нет, на этот раз все случилось не так, как я хотела, не совсем так. Смерть Луи не входила в мои планы».

Она вспомнила как все началось. Бедная актриса, дочь русских эмигрантов подцепила богатого русского старичка, приехавшего в Париж по делам и решившего слегка развлечься.

Он был почти вдовцом, а она была на двадцать с лишним лет его младше, поэтому стать женой Павла Александровича для Ольги оказалось задачей, не требующей особого напряжения. В довольно короткий срок она из Ольги Шатло (так звучала в натурализованном виде ее девичья фамилия Шаталова) превратилась в Ольгу Петровну Полыгалову.

В Россию она приехала уже совсем другой женщиной. Оказалось, что к богатству и беззаботной жизни человек привыкает гораздо легче и быстрее, чем к бедности и нищете.

Тогда Ольга, уцепившись за мужа, еще и не помышляла о независимости и собственном капитале, она была счастлива тем, что имела: ролью комнатной собачки, пусть и любимой. Мысли о независимости пришли позже, когда Павел Александрович раскрыл ей свою тайну. Однажды он признался жене, что кроме сына Георгия у него есть дочь.

– Понимаешь, дорогая Оленька, – в пароксизме откровения сообщил он, – я хочу, чтобы ты знала обо мне все. Мы венчаны и вместе теперь до конца дней, а мой конец, по всем божьим и человеческим законам, гораздо ближе чем твой.

Она, по обыкновению, почти не слушала тогда мужа, и лишь упоминание о дочери заставило Ольгу отключиться от собственных мыслей. Потрясенная, она уставилась на него, утратив дар речи.

Павел Александрович, неправильно истолковав ее долгий внимательный взгляд, пустился в пространные объяснения:

– Не нужно осуждать меня, Оленька, так часто бывает… Внебрачный ребенок… Я не бросил ее, я сделал для девочки все, что мог, но…

– Она что же, не оправдала твоих надежд? – спросила мужа Ольга, еще не понимая, что так встревожило ее в его рассказе.

– Пожалуй, что так, не оправдала, – задумчиво ответил он.

Ольга ухмыльнулась:

– Так говорят все отцы, не желающие воспитывать своих детей.

И тут Павла Александровича прорвало.