Джинн из консервной банки

– Девочка моя, умоляю, не сердись, я не виноват, обстоятельства оказались сильнее меня, сильнее нас с тобой.

– О чем ты? Какие такие обстоятельства? Хватит полоскать мне мозги! Ты что передумал шлепать эту шлюху?

– Да нет же, конечно нет. Но только не сейчас, сейчас нельзя, чуть позже.

– Позже? Почему? Что нам мешает шлепнуть ее сейчас? Только не говори, что слишком рано. Это я уже слышала.

– Нет, уже не рано, уже поздно.

– Поздно?

– Увы, да.

– Как это поздно? Уж не хочешь ли ты сказать, что ее уже кто-то шлепнул? Ха-ха-ха!

– Нет, не шлепнули, к сожалению. Но и я не могу сейчас этого сделать. Риск слишком велик. Потерпи всего несколько месяцев.

– Сколько? Сколько еще надо ждать?

– Ну-у, не знаю, месяцев шесть, семь…

– Ничего себе несколько. Это же больше чем полгода! Крыша поехала у тебя! Нет, столько ждать я не согласна. Не хитри. Ничего у тебя не получится. Давай кончать и баста. Иначе я осерчаю.

– Понимаешь, Ольга беременна.

– Что-оо?

– Беременна.

– Беременна? Эта старая облезлая кошка? Да она тебя дурит!

– Нет, не дурит. У нее очень сильный токсикоз.

– Вот это да! Слушай, какое мне до всего этого дело? Беременна, не беременна! Тем более надо быстрей с ней кончать и сматываться за границу!

– Не могу же я убить своего ребенка? Я даже знаю уже что у меня будет мальчик. Сын, понимаешь? Я не могу убить своего сына. Тогда я стану хуже своего отца.

– Какие сантименты! Ха-ха-ха! Еще расскажи мне как ты его любишь, своего сыночка. А как же бабы делают аборты? Подумаешь, ребенок, большие дела. Он еще и не родился.

– Я не могу убить собственного сына.

– Собственного папашу ты убить смог, а вот еще не родившегося ребенка почему-то не можешь! Поразительно!»

Слушая запись, Ольга цепко вглядывалась в лицо мужа. Георгий не сразу понял что происходит. Он даже пропустил мимо ушей начало диалога: настроился на радиопьесу, приготовился томиться от скуки, внешне вежливо излучая интерес и удовольствие, на радость эстетке-жене.

На самом деле он задумался, да и было о чем: в голове назойливо прокручивались события этого страшного дня – зловещие, трагические. Сколько он пережил… Какие жуткие решения принимал…

Ольга смотрела на него и удивлялась: в душу закрадывались сомнения.

«Он так невозмутим: ни одни мускул не дрогнул, словно совесть абсолютно чиста. Да слышит ли он вообще? Да слушает ли?» – забеспокоилась она.

Очнулся от размышлений Георгий лишь тогда, когда беседа достигла кульминации. Заявление Регины о желании посетить «Богамские острова» лишило его дара речи. Он оцепенел и несколько секунд был не в силах даже шевельнуться. В первые мгновения он был действительно потрясен, потрясен нечеловечески, окаменел просто, но потом взбесился.

– Все! Все! Хватит! – завопил он, смахивая со стола магнитофон, тот, однако, упал, но продолжал исправно работать.

И тогда разъяренный Георгий начал его топтать.

– Стерва! Тварь! Сука! – злобно приговаривал он. – Ненавижу! Ненавижу! Эта сволочь выполнила свою угрозу! Успела! Успела!

Глава 7

Ольга свое отстрадала, теперь пришла его пора, она же наслаждалась произведенным эффектом.

«Вот что значит хороший сценарий, – с удовлетворением думала она. – Признайся я ему сходу, что получила от Регины „подарок“, и все было бы не так, а хуже, гораздо хуже. Я же устроила все со вкусом. Блеск! Просто блеск! Но это и грустно, ничто так не портит цель, как попадание: бедный Жорж ополоумел, я своего добилась, но, увы, это конец. Конец спектакля. Сейчас упадет занавес и зрители покинут зал… И все же я добилась своего: он жалок, жалок».

Георгий действительно выглядел жалко. Взгляд его беспомощно и дико метался, когда же он в конце концов сосредоточился, красивое лицо Георгия перекосилось злобой, страхом и отчаянием. Он уже не был похож на себя: надменно самоуверенного.

– Стерва! Проститутка! Гадина! – с ненавистью выкрикивал он, продолжая топтать магнитофон, который давно молчал.

Ольга смотрела на мужа с нескрываемым омерзением.

– Надеюсь, дорогой, ты имеешь ввиду не меня? – издевательски-любезным тоном поинтересовалась она.

Георгий вздрогнул, словно огрели его, и бухнулся перед женой на колени.

«Сейчас начнет вещать прописные истины типа того, что его жизнь в моих руках и прочее,» – торжествуя подумала Ольга и не ошиблась.

– Оленька, родная, моя жизнь в твоих руках, – закричал Георгий.

– Боже мой. Какое бесстыдство, – с достоинством произнесла она, скорбно качая головой. – Ты смеешь, после всего, услышанного мною, произносить такие слова? Покушаясь на мою жизнь, говоришь о жизни своей? Чудовищно!

– Ольга! Оленька! Я сейчас все объясню! Умоляю, выслушай!

Она горько усмехнулась:

– Сейчас начнешь убеждать меня, дуру, что репетировал пьесу?

Он в отчаянии замахал руками:

– Нет-нет, дорогая, я правду скажу. Всю. С начала до конца. Ничего не скрывая.

Ольга встала из-за стола и гордо направилась к выходу. Георгий на коленях полз за ней, хватал ее за руки и пытался их целовать.

– Оленька, правду, всю правду скажу, – приговаривал он.

Ольга с омерзением его оттолкнула и закричала:

– Какую из правд? Сколько их у тебя? Не старайся, я уже не поверю.