Джинн в плену Эхнатона

— Придется переменить мнение, — сказал Нимрод. — Все, что делает джинн, все, на что он способен, — прямой результат действия законов физики. Ничего, когда-нибудь поймешь…

— Пойму. Лишь бы только экзамен не сдавать, чтобы доказать, что все поняла.

Они миновали полицейское оцепление и, незамеченные, проникли в ярко освещенный магазинчик. Полицейских тут была тьма-тьмущая. Один из них обводил желтым мелком труп Хусейна Хуссаута, лежавший на полу между шахматных досок и тронов египетских фараонов. Вид умершего сразу напомнил близнецам Бакшиша — каким они увидели его в первый раз, в комнатке наверху: с синими губами и конечностями.

— Бедный, — прошептала Филиппа.

Один из полицейских прислушался и стал беспокойно озираться по сторонам, но никого не увидел. Вздрогнув от ужаса, он быстро перешел в другой конец магазина, где, явно скучая, покуривали, прислонившись к стене, еще двое полицейских.

— Глядите, — сказал Нимрод. — Три готовеньких тела, как по заказу.

Покрепче ухватив племянников за руки, он взмыл под потолок и завис над ничего не подозревающими полицейскими.

— Носки — вниз, глаза — каждый на своего полицейского, — тихонько скомандовал Нимрод. — Будет такое чувство, будто натягиваешь мокрую одежду. Когда мы окажемся внутри, их души так струхнут и стушуются, что даже не посмеют нам помешать. А когда мы их покинем, эпизод сотрется из их памяти без следа.

И вот они внутри чужих тел! Взглянув на стоящих рядом незнакомых мужчин, Филиппа — незнакомым голосом — неуверенно окликнула:

— Нимрод?

Один из полицейских ободряюще кивнул.

— Так странно быть мужчиной, — сказала Филиппа.

— Конечно, — сказал Нимрод, оказавшийся в теле сержанта полиции. — Только больше так не говори, ладно? А то услышит кто-нибудь из сослуживцев, и твой полицейский станет предметом шуток. И говорим по-арабски, Филиппа. Только по-арабски.

— А мы сможем? — удивился полицейский Джон.

— Разумеется, — ответил полицейский-Нимрод. — Вы же египтяне.

— Да… могу и по-арабски, — сказал Джон. — И вообще, у меня в голове столько всего… не самого приятного…

— Пошли, — сказал полицейский-Нимрод, отбросив окурок. — Нам сюда.

Рядовые полицейские проследовали за сержантом через заднюю дверь во внутренний двор и поднялись по скрипучей деревянной лестнице в жилую часть дома. Бакшиш сидел на краешке железной кровати в своей комнате совсем один и тихонько плакал. Сержант сел перед ним на корточки, взял его за обе руки и заглянул в глаза:

— Послушай меня, Бакшиш. Я скажу тебе сейчас кое-что странное, но ты не бойся. Твой отец — очень хороший человек И он был моим большим другом.

— Вашим другом? — Мальчик нахмурился. Похоже, он силился вспомнить, говорил ли ему отец, что у него есть друг-полицейский.

— Я знаю, что отец рассказывал тебе про джинн, про все, что они умеют. Поэтому ты не испугаешься, если я скажу тебе, что я — Нимрод. Просто сейчас мне пришлось на время стать полицейским.

Мальчик буквально окаменел от ужаса. Зрачки его расширились, и близнецам показалось, что он сейчас завопит истошным голосом и выбежит из комнаты. Но Нимрод продолжал держать его за руки и говорить, говорить, как гипнотизер… В конце концов Бакшиш и вправду немного успокоился.

— Нимрод, ты умер? — спросил он. — Ты поэтому пришел в чужом теле?

— Нет, я не умер, — ответил сержант. — Я пришел в чужом теле, потому что тот, кто убил твоего отца, возможно, продолжает следить за магазином.

Мальчик снова разрыдался.

— Ты помнишь девочку и мальчика, которые приходили сюда вчера вечером? — спросил сержант. — Это мои племянники, они искали меня. Помнишь?

— Помню, — ответил Бакшиш, вытирая глаза рукавом.

— Они тоже джинн. И они сейчас здесь, с нами. Тоже в виде полицейских. Филиппа, подойди, поговори с Бакшишем. Но только не мужским, а своим собственным голосом.

Филиппа тоже присела на корточки перед кроватью и попыталась придать небритому мужскому лицу, которое она ощущала на себе, точно маску, ласковое, сочувственное выражение. К счастью, способность разговаривать девичьим голосом она не утратила.

— Бакшиш, — мягко сказала она. — Мне очень жаль твоего папу…

— Я рад, что с твоим дядей все в порядке, — сказал мальчик в ответ. — Мой отец… он не хотел, никогда не хотел ему зла.

— Я знаю. — Филиппа провела рукой по волосам Бакшиша.

— Это все Иблис. Он его заставил. Наслал змею она меня укусила, и, пока я лежал при смерти отцу приходилось исполнять его приказы. Только когда Нимрода поймали, Иблис велел Палису, своему слуге, высосать из ранки яд.

— Палис-пятколиз? — переспросил сержант. — И он здесь?

— Он очень злой джинн, — отозвался Бакшиш, глядя на свою забинтованную ногу.

Сержант посмотрел на озадаченную Филиппу и объяснил:

— Палис лижет человеку ступню, покуда не доберется до сосудов. Может всю кровь высосать… Точнее, он не лижет, а трет ее языком. Язык у него шершавый, как у бизона, прямо — наждачная бумага. Раз лизнет, два лизнет — и кожи как не бывало. А потом пьет кровь. — Он снова повернулся к Бакшишу. — Тебе повезло, что он всю кровь не выпил. Обычно его не остановишь.

— Не так уж мне и повезло, — вздохнул Бакшиш.