Джинны пятой стихии

Стало просто любопытно. На своей работе в лаборатории он уже мысленно поставил крест, а увидев пустоту помещений, лишь утвердился в догадке. Так что и Банник с сегодняшнего дня — пройденный этап. Может, больше с ним и не встретимся никогда, подумал он, и от этой мысли почувствовал какое-то непонятное облегчение… Шеф умер, похороны завтра на Ваганьковском, об этом он прочитал вчера в «Вечерней Москве». Теперь, выходит, и лаборатории кранты. Шефа, конечно, жалко по-человечески, серьезный был старикан, еще той, старой закваски. Однако как-то выходило, что Баринов больше переживал по поводу работы. Досадно, тема уж больно интересная, перспективная, только-только начал разбираться и входить во вкус…

Банник сидел по одну сторону стола, Баринов — по другую. Курили молча. Спохватившись, Банник пододвинул Баринову поближе в качестве пепельницы чайное блюдце, дико смотревшееся в данном качестве на зеленом сукне стола.

— Значит, так, Павел Филиппович, — весомо и значительно проговорил, наконец, Банник, с видимым удовольствием затягиваясь заморской сигаретой и пуская в потолок изящные струйки дыма. — Как вы, должно быть, поняли, нашей с вами совместной работе настал конец. Может, для вас и к лучшему. Все ж последний год, сможете больше сосредоточиться на учебе… Я в курсе, что вы работали, не состоя в штате, а по личному приглашению Кирилла Витольдовича, поэтому обойдемся без формальностей.

Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт и, слегка перегнувшись через стол, положил его перед Бариновым.

— Это мне?

— Вам, вам. Здесь зарплата за октябрь и выходное пособие. — Банник слегка скривил губы, обозначая улыбку. — Согласно КЗоТу при увольнении в связи с ликвидацией учреждения обязаны выплатить. Кстати, суммой не смущайтесь, все правильно, вами заработано… Вот, пожалуй, и все. Я вас больше не задерживаю, Павел Филиппович, будьте здоровы, всех благ.

— Ну что ж, раз так — значит, так, — Баринов демонстративно пожал плечами, встал, сунул конверт в карман плаща. — И вам не хворать, Николай Осипович.

Тут-то и вспомнились ему слова Барковского о степени ответственности и степени доверия.

Он не смог удержаться напоследок и, уже открывая дверь, оглянулся.

— Николай Осипович, я полагаю, что о работе в лаборатории Кирилла Витольдовича, равно как о самом содержании данной работы, мне распространяться не рекомендуется?

Банник, сидя за столом, улыбнулся на этот раз привычной улыбкой, только голос его оставался новым — сухим и размеренным:

— Я всегда предполагал у вас, Павел Филиппович, крепкие нервы и на редкость логически организованный ум. Очень рад, что не ошибся.

…В первой же подворотне с горящей лампочкой Баринов остановился и заглянул в конверт.

— Ни черта себе! — не удержался он от возгласа. В конверте обнаружились пять новеньких стольников и два таких же хрустящих червонца.

«Значит, зарплата за месяц… плюс выходное пособие… Это что же, — сообразил он, — выходное пособие за целый год?.. Да-а, дела-а… А ведь дешево купили, ей-богу, дешево!.. Ну и ладно, ну и хорошо. Главное, Лиза-то как обрадуется!»

3

В один из вечеров Александра Васильевна, заглянув к Нине в кабинку, протянула ей ведомость и деньги.

— Ниночка, распишитесь вот здесь, пожалуйста. Это за два месяца, сорок восемь ночей.

Сложилось очень удачно, из квартальной премии не придется ничего выкраивать. Незапланированные деньги, как правило, подворачиваются очень даже вовремя.

Помнится, в студенческие годы она работала на станции наблюдения за искусственными спутниками Земли при институте, там тоже платили — по рублю за каждую точку с координатами спутников, отправленную в Астросовет. У среднего наблюдателя, как, например, у нее, в месяц набегало до двадцати — тридцати рублей, считай, еще одна стипендия. И как-то она поддалась искушению и купила транзисторный приемничек «Гауя». Мечталось, правда, о «Спидоле», но та была раза в три дороже, да и достать ее можно было только по блату, или как сейчас называют стыдливо — по знакомству.

…Магнитофон был, по большому счету, паршивенький, четвертого класса, тяжел и не очень удобен в управлении, но гордо звался «Протон-401». Зато он был кассетным, приемлемым по цене, и на его поиски она потратила всего вечер, объехав шесть или семь магазинов с отделами радиотехники. Пока Сережа поучится на нем, потом можно будет купить что-нибудь приличнее.

А у мальчишки просто загорелись глаза, когда она, выставив покупку на стол, позвала сына.

— Это… это наш? — с надеждой спросил он, не смея дотронуться до темно-коричневого ящичка из пластмассы.

— Это твой. А вот к нему пять чистых кассет. Пиши, слушай и изредка позволяй нам с папой тоже им пользоваться, — она обняла сына, поцеловала в выгоревшую на солнце макушку. И не удержалась от назидания: — Только помни: через неделю в школу — на первом месте должна быть учеба, а не музыка.

Несколько дней спустя она сама воспользовалась новым приобретением.