И это здорово, просто отлично! Сны не кончились, кончился страх перед ними. Все правильно и логично: сначала ситуация владеет тобой, потом ты владеешь ситуацией… Но надо отдать должное: если бы не Баринов, не исследования в лаборатории, ей самой и в голову не пришло записывать и систематизировать сны, тем более отнестись к ним не как к патологии, не как к несчастью, а как к редкому дару. Да-да, именно дару! Ведь это дар — прожить, пусть во сне, десятки и сотни жизней за одну, тебе отпущенную!
…Нина сидела за столом в комнате дежурных электронщиков, часы показывали половину первого ночи, кругом стояла тишина, а в ее душу, избитую, израненную, многолетне истерзанную собственными мыслями, возвращалось спокойствие, тихая радость и что-то похожее на умиротворение.
Она словно раздвоилась в ощущениях вековой усталости и одновременно необыкновенного прилива сил.
«Наверное, именно так выглядят покой и благодать», — спокойно и чуть отрешенно подумала Нина.
Больше не надо было строить бетонных и каменных стен между собой и окружающими, больше не надо было замыкаться в себе, не надо было стремиться к тому, чтобы сознание «схлопнулось» в ней…
Коробок с лентами самописцев прибавилось, это Нина заметила, когда Баринов доставал из шкафа знакомую красную папку.
Достал — и положил перед ней. Нина улыбнулась и покачала головой.
— Своими словами, Павел Филиппович. Своими словами!
— Понял, — не смутился он. — Итак, восемьдесят ночей — девять снов. Ваших снов. Статистика — не ахти, ни один серьезный экспериментатор не стал бы даже думать над обобщением, тем более делать выводы, даже предварительные. Но мы — люди несерьезные, — Баринов прищурил правый глаз, — поэтому… Одним словом, мы убедились, что ваши сны имеют место быть. Они — объективная реальность, данная нам, вернее, вам в ощущениях. А нам, естественно, в показаниях приборов.
— А вы сомневались? — не выдержала Нина.
— Лично я — нет. Но ряду моих коллег присущ здоровый скептицизм, что нормально и правильно, и показаниям приборов они верят больше, чем себе. Ваши же энцефалограммы, Нина Васильевна, могут убедить любого. Они четко и однозначно указывают на шестую фазу сна — при абсолютном совпадении во всех девяти случаях. Поверьте специалисту: такого еще не наблюдал никто. Или скажу осторожнее: никто и никогда не публиковал подобных биоритмов человека — ни в спящем, ни в бодрствующем состоянии. Причем флуктуации фиксируются буквально во всех ритмах, которые мы умеем уловить, начиная от альфа- и кончая каппа-ритмом. Мои гвардейцы уже успели окрестить это явление «эффектом Афанасьевой». Будьте уверены, оно так и закрепится официально в научном мире.
— А почему не «эффект Баринова»?
Баринов демонстративно преувеличенно развел руками.
— Мы не физики-химики: закон Ньютона, число Авогадро, теорема Ферма — это не про нас. Нам подобные вольности не положены.
— Ну, понятно: «больной икс», «больной игрек»…
— Нина Васильевна! — Баринов так укоризненно посмотрел на нее, что она невольно рассмеялась.
— Все, все, Павел Филиппович! Больше не буду, извините!
— Смотрите, ваш первый сон — протокол № 12 — длился двадцать две минуты, второй — протокол № 13 — четырнадцать минут. Третий — восемнадцать, четвертый — одиннадцать и так далее… Вы смогли бы реально, наяву «проиграть» их в уме? А я прохронометрирую. У меня такое чувство, что сны вам снятся в реальном ритме и уже тем отличаются от остальных. В тех, обычных, сплошь и рядом перепутаны не только причинно-следственные связи, но и в протяженности отмечается такая же чехарда. Бывает, за две-три минуты человек насмотрится такого, на что в реальности нужны десятки минут. А бывает, получасовой сон уложился бы, утрирую, в полминуты.
— А ведь я, Павел Филиппович, уже думала над этим! — почти обрадованно воскликнула Нина. — Как интересно получается… Я пыталась вспомнить кое-какие сны, как вы говорите, «проигрывать» про себя. Я почти уверена, что они снятся мне именно в режиме реального времени, онлайн.
— Как-как? — не понял Баринов.
—
— Отлично, мы друг друга поняли. Значит, на следующей неделе назначаем «вечер воспоминаний» вкупе с хронометражем… Теперь далее. Полагаю, что у вас индивидуальная непереносимость галлюциногенов, ЛСД в частности, и на сегодня мы их выводим за скобки. Снотворные трех групп — названия вам ни к чему, равно как и алкоголь, угнетают вашу способность к сновидениям. Не скрою, именно в этой области может лежать метод лечения, но кто знает, какая реакция последует в будущем на применение снотворных препаратов? Не исключено, что они не купируют сами сны или способность их видеть, а просто временно подавляют, загоняя внутрь, и спустя какой-то промежуток времени мозг отреагирует совершенно адекватно, словно сжатая пружина: кончится действие препарата — и пружина развернется с тем большей силой, чем сильнее мозг угнетался.
— Хорошенькая перспектива, — Нина представила, как в течение одной ночи ей приснится три-четыре-пять ее снов, и невольно поежилась.