Джинсы мертвых торчков

– Ты что за хуйню несешь?

– Дасти Спрингфилд, «Сын проповедника»[36]. Про единственного паренька, чё смог добиться девицы, которая выступала по другим делам.

Эмили смахивает с лица темные локоны. Взгляд у нее скептический:

– Ты правда считаешь, что песня об этом?

– Да, про лесбиянку, у которой был тайный гетеросексуальный роман с «единственным парнем, сумевшим ее научить…».

Громкий иронический смех вырывается откуда-то с глубины ее груди.

– Ага, только ты меня ноль чему научил! Твою ж мать, Марк, у меня и до тебя парни были! Не воображай себя каким-то Генри Хиггинсом по хуям[37], – злорадно хихикает она. – Старр – всего лишь вторая девушка, с которой я встречалась. – И у нее дрожит нижняя губа, едва просыпается совесть.

Так и есть, нахуй. Я снова забежал впереди паровоза. До сих пор верю – несмотря на все доказательства обратного, – чё любая женщина на свете способна в миня влюбиться. И что, возможно, ей приходится упорно с этим бороться. Такая заморочка – можете назвать ее бредовой иллюзией – одна с моих наикрутейших способностей. Само собой, обратная сторона медали в том, чё я склонен перегибать палку.

– Значит, это такой этап?

– Отъебись, Марк. Сколько тебе? Шестнадцать? Это называется «жизнь». Это называется «две тысячи шестнадцатый год». Я не считаю выбор сексуальных партнеров бинарным. Если я нахожу кого-то привлекательным, я с ним сплю. Ты интересный мужик, Марк, не надо себя недооценивать, ты многого добился. «Лакшери» – один из лучших клубов в Европе. Ты всегда ангажировал диджеек. Ты принес шумный успех Ивану.

– Да, но он съебал, как только раскрутился, – напоминаю ей.

– Тебе нужно снова больше говорить о музыке, Марк. Ты же от нее так фанател. А сейчас просто слушаешь миксы, которые присылает какой-нибудь козел с тремя калеками-поклонниками. Ты ищешь новую бомбу, а нужно просто позволить музыке вести тебя за собой.

Она попала в самое яблочко, и это пиздец пугает.

– Я знаю. Но я старый пердун и глупо выгляжу, когда прячусь в темноте ночного клуба, набитого детьми.

– Ты считаешь меня ребенком?

– Нет, конечно. Но все равно я в отцы тебе гожусь, и я твой директор, а ты в отношениях, – говорю, вдруг вспоминая не Старр, а Викки, а потом стараясь о ней не думать.

– Ой, только не неси эту херню про раскаяние покупателя.

– А что ты ожидала от меня услышать? Я рад, что осколки наших жизней пересеклись на диаграмме Венна между сминающими плитами забвения по обе стороны, но…

Эмили прижимает палец к моим губам, чтобы я замолчал:

– Прошу тебя, Марк, не надо старперских речей о бренности: вечно этот унылый и тошный переход от секса к смерти…

– У тебя много папиков было? – И тут же жалею, что спросил.

– В любом случае гораздо меньше, чем молодых клубных девчонок, с которыми ты скипал у меня на глазах.

– Давно уже такого не бывало. И никогда с клиенткой: это просто неправильно, – доказываю, опрометчиво добавляя: – Да и Микки меня убьет.

– При чем здесь, блядь, мой отец? Мне уже двадцать два, мать твою! Ты такой же стремный, как он!

В бога душу мать, я ж больше чем в два раза старше за нее.

– Да уж будет при чем, если узнает, представляю себе. – Иду в ванную и беру электробритву.

– Так не рассказывай ему тогда! – выкрикивает она. – А я не расскажу твоему отцу. У тебя же есть отец – в смысле, он еще жив? Наверно, он уже такой – древний!

Вожу бритвой по таблу. Таращусь на сибя в зеркале: дурень набитый, так нихуя и не дотумкал.

– Да, мой отец слегка постарел и не такой бодрый, как раньше: с болтом у него не ахти, но он держится.

– Что бы он сказал, если б узнал, что ты спишь с девушкой, которой в отцы годишься?

– Тока раз переспал, по пьяной лавочке, – подчеркиваю я. – Ну, он бы особо не одобрил, но его давно уже не колышет, чем я там занимаюсь.

– Моего отца тоже не должно волновать. Это нездорово.

– Он просто желает тебе добра, потому что ему не пофиг, – говорю.

Аж не верится, чё эти позорные, неубедительные слова слетают у миня с языка и чё я защищаю Микки, который, походу, от души меня недолюбливает. Я тока-тока отдрючил девицу во все дыры, а щас чуть ли не говорю ей, чё надо прилежно учиться, не то она под домашним арестом.

Выхожу с ванной, а тут, слава богу, опять телефон звонит, и мине надо ответить: это ж Донован Ройс, промоутер «Электрик Дейзи Карнивала» в Вегасе, который никада не перезванивает.

– Марк! Твою мать, бро!

– Здорово, Дон. Чё там со слотом для моего парня?

В зеркале прихожей вижу, как Эмили бычится. Но мине ж надо и за своих чуваков поработать.

– Скажу прямо, «ЭДК», эта ультра-этээмовская толпа… они просто не для ЭН-СИНА. Чересчур молодые, чересчур музыкально необразованные для его заморочек.

– Брось, Дон. Он же дофига вкладывается в этот свой камбэк.