– Вот чего не знаю, того не знаю…
– Посмотрите налево, – тоном профессиональном гида произнес Руслан, – вы увидите Воскресенский собор, великолепный образчик архитектуры…
– Переигрываешь, – хмыкнула Юля.
– Папа, мы в нем уже были.
– Напали вдвоем на одного…
– Юля, ты с ума сошла?!
– Руслан, – серьезно сказала жена, – Я понимаю, что батарейки в нем скоро сядут, что распечатать фотки мы все равно не сможем, что на память нам они не останутся… Пожалуйста, дай мне почувствовать себя не… – она бросила взгляд на Аню, засмотревшуюся на проходившего мимо полицейского – не Робинзоном Хроноса, а простой туристкой во времени. Пожалуйста.
– Конечно, – улыбнулся Руслан.
Хотя улыбка далась нелегко. Юля понимает, что жизнь сломана, правда, в отличие от него не думает об этом постоянно, а прячется за легкомысленным поведением. Пусть. Пусть фотографирует, благо фотоаппараты здесь известны и даже если кто-то сообразит, что эта коробочка делает снимки, то не решит, что у него украли душу. Все-таки Российская империя не Папуасия.
– Девочки, зайдем.
– Господин Лазаревич, – Илья Абрамович, несмотря на классическое отчество, внешностью обладал неклассической: черная борода, черные, расчесанные на пробор, волосы, даже нос вполне средней длины, – прошу прощения за нескромность, а вы случайно, не…
– Не, – усмехнулся Руслан, – если вы о национальности – русский…
Предки Руслана были из Белоруссии, но он точно помнил, что в царской России белорусов отдельным народом не считали.
– Если о вероисповедании – православный.
– А откуда будете?
– Из Нью-Йорка.
– Нью-Йорк, Нью-Йорк… Знаете, – видимо фамилия настроила типографа на откровенность – наверное, я когда-нибудь тоже продам свое дело и уеду в Америку. Там ведь у вас нет черты оседлости, нет этого отношения, как к недолюдям, нет этих ужасных мясников…
– Знаете, там, у нас, тоже не рай земной.
– В любом месте, где тебе не запрещают селиться там, где хочется, уже есть аромат рая. Нет, я ничего не хочу сказать, Россия – благословенная страна, – повысил Гольдберг голос, – Но здесь нам, евреям, запрещают даже обрабатывать землю…
– Неужели вы хотите стать крестьянином? – улыбнулся Руслан.
– Ну, я-то нет… Да и с другой стороны, одно дело, когда ты чего-то не делаешь, потому что не хочешь и совсем другое – когда потому, что тебе запретили. Приходите завтра, ваши карточки будут готовы.
– Папа, – когда они вышли из типографии, Аня дернула Руслана, – здесь что, фашисты?
– Почему?!
– Ну, ведь это фашисты не любили евреев.
– Анюта, у нас в России тоже многие не любят евреев, это же не значит, что у нас – фашисты…
"Правда, – подумал он, – у нас нет черты оседлости и отдельных законов для разных национальностей… С другой стороны, здесь нет концлагерей и газовых камер. Чай, на самом деле не фашисты".
– Папа, а почему здесь лошадки стоят?
– Они здесь вместо такси.
– И мы можем поехать на них, куда захотим? Не только вокруг площади.
– Можем.
– Папа, давай поедем!
– Эх, гулять, так гулять!