-Я пытался возразить ей, но слова мои потонули в ее громком смехе. Я никогда не слышал, чтобы кто-либо так смеялся, даже Бобби, когда я мне по носу ударили грабли.
-Я бы отдала пятьдесят фунтов стерлингов, чтобы оказаться там, -сказала она, когда наконец ее голосовые связки оправились от хохота. Так говоришь, ты торчал из-под комода?
-Это было во второй раз. В первую нашу встречу я сидел на полу со стулом обмотанным, вокруг шеи.
-Это как Елизаветинский воротник, какие носили во времена Томаса Ботвы.
-Ботвея, -- возразил я сурово. Вы же знаете, я не люблю, когда выражаются неграмотно. И еще я хотел сказать, что я надеялся, что передо мной сочувствующая родственница, а не мешок со смехом, но в этот момент дверь открылась и в комнату вошла Бобби.
Я сразу же понял, что она какая-то странная. Обычно Бобби выглядит так, будто она лучше всех. Потому она всегда такая оживленная. Но на этот раз она была какая-то тихая, погруженная в себя, но не так как это делает кот Агустус: скорее она была похожа на женщину с одной в Лувре. Дживз как-то подвел меня к этому шедевру и сказал: вот головка, на которую свалилась мировая тоска. Помню, он обратил мое внимание, какие у этой женщины тяжелые усталые веки. Я посмотрел на Бобби и пожалуй согласился с Дживзом.
Бобби разверзла свои тонкие уста, будто она только что высосала целый лимон, и сказала:
-Миссис Траверс, я хотела взять ту книжку Миссис Крим, которую начала читать.
-Конечно, дитя мое, -- сказала моя тетушка. -- Чем больше людей читает ее книги, тем лучше. Это очень поможет общему делу.
-Надеюсь, ты хорошо добралась, Бобби, -- сказал я. -- Ты уже говорила с Киппером?
Я не сказал бы, что она фыркнула, но все же сморщила носик.
Берти, -- сказала она мне рефрижераторным голосом, -- я могу тебя кое о чем попросить?
-Да, конечно. О чем же?
-Никогда не произноси при мне имени этого подлеца, -- сказала она и вышла из комнаты, и я снова заметил про себя, какие у этой женщины тяжелые усталые веки...
Бобби оставила меня в полном изумлении, тетушка Далия тоже вытаращила глаза от удивления.
-Ну! -- сказала она. -- И как это понять? Ты кажется говорил мне, что она горячо его любит.
-Она мне сама это сказала.
-По-моему ее любовь вовсе испарилась. Если это ты называешь любовью, то я одеваю свою шляпу, -- сказала моя тетушка, намекая на ту соломенную тряпку, в которой она расхаживает по огороду. По своему безобразию с ней сравнима если только войлочная шляпенция дядюшки Тома, гроза всех вустерширских ворон.
-И по-моему, они переругались.
-Очень похоже на то, -- согласился я. -- И я не представляю, как такое могло случиться, ведь я оставил ее с любовным огоньком в глазах, и с тех пор, как она здесь находится, прошло не более получаса. Как за такой промежуток времени из девушки, переполненной любовью, она могла превратиться в женщину, на которую свалилась мировая тоска. Может мне послать за Дживзом?
-А что может сделать Дживз?
-Если отвечать на твой вопрос конкретно, должен признать, что представления не имею. Просто у меня вошло в привычку посылать за Дживзом всякий раз, когда дела идут вкривь и вкось. И еще, если мы хотим во всем разобраться, нужно обратиться к первоисточнику. Поэтому пойду и поищу его. Но мне не пришлось себя этим утруждать, потому что Первоисточник сам вошел в комнату.
-Вот ты где, Берти, -- сказал он. Мне сказал, что ты вернулся. А я тебя ищу.
Киппер говорил глухим загробным голосом. У него были все симптомы человека, пережившего бомбежку: плечи опущены, взгляд тусклый. Короче, он я явно не был похож на англичанина, который уже начал принимать Желчь старого доброго доктора Гордона, поэтому нельзя было терять время на предисловия.
'Что это у вас с Бобби за напряженность отношений, а?' -- спросил я. Когда он ответил мне: 'Ничего такого', я легонько стукнул кулаком по столу и потребовал прекратить паясничать.
Он было встал и хотел с достоинством заметить, что не хотел бы обсуждать свою личную жизнь, но встретился взглядом с тетушкой Далией и вернулся в исходную позицию. Он снова сидел на своем стуле, весь обмякший как рыбье филе.
-Ну что ж, если вы так хотите знать, то она разорвала нашу помолвку.
Это никак не продвинули дознания. Мы и так догадывались, что если вас называют подлецом, значит юридически вас разлюбили.
-Но прошло всего только час, как мы расстались с ней в таверне Лиса и Гусь и она сходила по тебе с ума. Что случилось?
-А, ничего.
-Ну же, рассказывай!
-Ну случилось и случилось.
Киппер замолчал, а потом сказал, что он отдал бы сейчас пятьдесят фунтов стерлингов за то, чтобы выпить стаканчик виски с содовой: но это значило, что пришлось бы звонить в колокольчик Попу Глоссопу, а потом ждать, пока он будет искать по закромам нужную бутылку... Тетушка Далия так долго не смогла бы ждать. Поэтому взамен она оторвала от сердца кусок своей лепешки, протянула ее Кипперу и попросила рассказывать.
-В чем была моя ошибка, -- начал Киппер тем же низким загробным голосом, будто он был приведением, подхватившим ОРЗ, -- вся моя ошибка была в том, что я обручился с Филлис Милз.
-Что? -- воскликнул я.