Джо Р. Лансдейл. Повести и рассказы.

Сувениров было аж два. Один — кошелек из панциря броненосца, другой — миниатюрная статуэтка суслика с маленькой биркой, гласившей: «Я видел самого большого в мире суслика в Музее-Универмаге Буча на Пятьдесят девятом шоссе». Буковки так и наползали друг на дружку — приходилось мысленно дорисовывать между ними разделительные полосы.

Сувениры продавались по доллару пятьдесят центов за штуку и раскупались, в принципе, довольно бодро. На них Буч зарабатывал больше денег, чем на чем-либо еще, не считая разве что прохладительных напитков, разбавляемых им на четверть объема. Изнуренные жарой и долгой поездкой, раздраженные видом самого большого в мире суслика, посетители Музея-Универмага, как правило, не находили ничего лучше, как потратиться на содовую и сувенирчик.

Вроде дурацкой статуэтки. Или кошелька.

К слову, броненосцы, шедшие на кошельки, происходили с фермы Хэнка — он их там забивал, покрывал панцири лаком и красил золотой краской, в которой плавали блестки, затем сушил. Получалась яркая фиговина с молнией аккурат на животе и веревочной ручкой на месте шеи и хвоста, с печально торчащими к небу ножками.

Был такой кошель и у жены Буча. Однажды Четвертого июля она, набив его недельной выручкой, куда-то исчезла — и ни ее, ни выручку, ни кошель больше никто не видел. Парень по имени Элрод, что работал на заправочной станции фирмы «Галф», тоже куда-то девался. Особо проницательные усматривали в данном спонтанном отбытии таинственную связь.

Но Сонни, так или иначе, приехал повидать слона. Не за сувенирами, не за дохлыми змеюками, и уж подавно — не за сурком. Слон на фоне затрапезных чудес Буча все-таки ощутимо выделялся. Был чем-то особенным.

Красавцем слон не являлся — по факту, оказался он настолько плох, что встать не мог, но как только Сонни его впервые увидел, сразу почувствовал: перед ним — родственная душа. Сонни навещал слона, если ему требовалось вдохновение, что в последнее время, когда денег становилось все меньше, а его проповеди не приносили того, что он считал необходимым, случалось довольно часто.

Сонни вкатил свой красный пикап «шевроле» с наклейкой «Бог любит даже таких дураков, как я» на заднем ветровом стекле через ворота Буча и заплатил доллар за вход, плюс два доллара за то, чтобы посмотреть слона.

Буч, как обычно, сидел у окна билетной кассы. Он был беззуб, на голове у него красовалась засаленная черная рабочая шапочка. Сонни не мог понять, чем Буч ее так грязнит — он никогда не видел его за работой со смазкой, разве что за тресканьем жареной курятины. Буч просто сидел у окна маленького домика в застегнутом на молнию комбинезоне (что зимой, что летом), крутил карандаш в пальцах, сгонял мух с засохших пончиков и утирал бегущие по его подбородку сопли вперемешку с нюхательным табаком «Льюис Гаррет». Он редко говорил о чем-либо — если речь не шла о деньгах, вообще мог рта не раскрывать. Да что там, он даже цену за входной билет озвучить не снисходил — будто это некий сердечный секрет, до которого, коли хочешь его узнать, докопаться надобно самому.

Сонни подъехал на своем пикапе к большому сараю, где стоял слон, вылез на тротуар и вошел внутрь.

Кэнди, старый негр-уборщик, охаживал метлой грязь, в основном лишь зазря вздымая пыль. Увидев Сонни, он просиял.

— Мастер Сонни, здравствуйте! Вы ведь на своего слона посмотреть пришли?

— Ага, — откликнулся Сонни.

— Славно, славно. — Кэнди посмотрел через плечо Сонни на вход, потом — на задки сарая. — Славно, что вы вовремя поспели, как всегда… — Негр протянул ему руку. Сонни сунул ему пятидолларовую купюру, Кэнди аккуратно сложил ее и заправил в передний карман своих выцветших брюк цвета хаки. Похлопал по карману — будто славную дворнягу потрепал — и зашагал вдоль стены сарая. Он рванул на себя дверь, открыл ее и стал ждать, когда Буч отбудет на ленч — как делал каждый день ровно в одиннадцать тридцать.

И действительно, он выехал на своем черном «форде-пикапе» из ворот Музея-Универмага. Притормозив ненадолго, лязгнул воротами, запирая их. Буч каждый день закрывал заведение на обед, не доверяя его Кэнди. Всякому, кто там в то время находился, чертовски не везло: там они оставались заперты до тех пор, пока Буч не возвращался полчаса спустя с обеда, если только не намеревались перелезть через крышу или протаранить ворота на своей машине.

Но проблемы в этом особой и не было, ведь посетители редко заявлялись в середине дня и в разгар лета. Похоже, смотреть на самого большого суслика во время обеда мало кому хотелось.

Вот почему Сонни являлся именно тогда. С Кэнди у него было соглашение.

Когда Кэнди услышал рык пикапа Буча на шоссе, он бросил метлу, вернулся и повел гостя к слоновьему стойлу.

— Проходите, мастер Сонни.

Кэнди достал ключ и отпер решетчатую калитку, которая вела внутрь стойла. Сонни вошел, и Кэнди сказал то, что всегда говорил:

— Вообще-то я не должен этого делать. Вообще, за оградку никого не пускают.

Затем, не дождавшись ответа, он закрыл за Сонни калитку и прислонился к ней.