Джо Р. Лансдейл. Повести и рассказы.

И все же у Большого Джорджа появилась извращенная гордость от того, что он — самый долгоживущий боец.

— У меня это получается как надо, — однажды сказал Джордж. — Снаружи я не больше чем ниггер — неграмотный ниггер, работаю на розовых полях, стригу большие газоны для богатых белых. Здесь я тоже ниггер, но уже НИГГЕР, суровый ниггер, и, как бы меня ни звали эти селюки, они это знают, и знают, что я в своем деле лучший. Я тут король. И пусть они меня за это ненавидят, держат в камере, заставляют бегать и тягать всякое, но зато видят: в яме я могу то, чего не могут они. Видят и боятся. Мне это нравится.

Глянув на Джорджа, Гарри увидел, что здоровяк не нервничает. Или, по крайней мере, этого не показывает. Казалось, он готовится к отпуску. Ничего особенного — спустится в яму и голыми руками забьет человека насмерть. Подумаешь! Работа такая. И работа качественная — ради странного уважения, которое всяко лучше того, чего он натерпелся снаружи.

Снаружи. Странно, как часто они с Большим Джорджем произносили это слово. Снаружи. Будто они заперты в мелком космосе-пузыре на краю известного мира; в космосе, невидимом извне, в призрачном месте с новой математикой и туманными законами разума и физики.

Может, Гарри в аду. Погиб на шоссе и угодил в преисподнюю. Вполне возможно, его воспоминания о том, как он сюда попал, — ложный сон, навеянный демоническими силами. То, как он свернул не туда в заказнике Биг-Тикет и как у него сломался грузовик в окрестностях Морганстауна, — иллюзия, а то, как он вышел на Мейн-стрит Морганстауна, население 66 человек, — это он пересек реку Стикс и высадился прямиком посреди ада для старых добрых хороших мальчиков.

Боже, неужели это было полгода назад?

Он ехал к матери в Вудвиль и решил срезать через Тикет. Или так думал. Но скоро понял, что неправильно прочел карту. Отмеченный короткий путь оказался не тем, по которому он поехал. Перепутал дорогу. Эта не была отмечена. А потом он доехал до Морганстауна, и пикап сломался. Его заставили полгода горбатиться бок о бок с Джорджем, чемпионом бойцовской ямы, и вот настал момент, к которому его готовили.

Теперь выводили терьеров. Одного, чемпиона, звали Старый Хрыч. Он уже дряхлел. И выиграл много боев в яме. Сегодня, выиграет он или проиграет, — его последнее сражение. Второй пес, Зубастый, был моложе и менее опытен, зато сильнее и жаждал крови.

В яму опустили пандус. Вниз сошли Проповедник и два мужика — хозяева псов, с Хрычом и Зубастым. Когда они ступили на дно, их осветил десяток ярких прожекторов. Они словно брели по колено в свете.

Трибуны над ямой начали заполняться. Люди бормотали и делились попкорном, делали ставки — мелкий толстяк в котелке быстро записывал в блокнот, когда их выкрикивали. Пандус убрали.

В яме хозяева взяли своих псов за загривок и сняли ошейники. Отвернули псов к стенкам ямы, чтобы те друг друга не видели. Терьеры стояли в двух метрах друг от друга, задом.

— Псу живому лучше, нежели льву мертвому, — сказал Проповедник.

Гарри не понял, к чему это.

— Приготовьтесь, — сказал Проповедник. — Господа, стравите псов.

Те дали пощечины собакам и развернули их друг к другу. Они тут же начали скакать и биться в хватке хозяев.

— Господа, спускайте псов.

Псы не лаяли. Это Гарри почему-то запомнилось лучше всего. Даже не рычали. Просто были быстрыми безмолвными моторчиками.

Первый бросок прошел мимо, они клацнули зубами в пустоте. Но во второй раз врезались лоб в лоб с силой пуль 45-го калибра. Хрыча сшибло на спину, и Зубастый метнулся к его глотке. Но опытный пес задрал голову и ухватил Зубастого за нос. Зубы Хрыча сомкнулись в мясе Зубастого.

С трибун выкрикивали ставки.

Коротышка в котелке яростно строчил.

Зубастый, претендент, волок Хрыча, чемпиона, по яме, пытаясь стряхнуть старого пса с носа. Наконец, люто тряся головой и лишившись куска морды, преуспел.

Хрыч перекатился на лапы и скакнул на Зубастого. Тот убрал голову прямо из-под его челюстей. Зубы старого пса щелкнули, как медвежий капкан, слюна прыснула мелкими брызгами.

Зубастый цапнул Хрыча за правое ухо. Ухватил крепко и тормошил Хрыча, как использованный гондон, который сейчас завяжут и выкинут. Чемпиону начисто отхватили ухо.

Гарри поплохело. Казалось, сейчас вырвет. Он заметил, что Большой Джордж смотрит на него.

— Думаешь, это хреново, мазафака, — сказал Джордж, — а это еще пикник. Ты погоди, когда в этой яме до тебя доберусь я.

— А у тебя явно перепады настроения, да? — сказал Гарри.

— Ничего личного, — резко сказал Джордж и вновь сосредоточился на собачьем бое.