— Ради блага тех, кто доверился мне, я прихожу к выводу, что у меня нет иных вариантов, кроме как признать себя виновным, сэр. Я молю трибунал о снисхождении к моим грехам, судить которые может лишь всемогущий Господь.
По вестибюлю пронёсся вздох. Он не был похож на изумление, которое вызвало признание вины "четвёркой верховных судей". Уолтер Шорт столь же энергично воспользовался молотком. Он спросил отца Коглина, является ли его признание добровольным, не принуждали ли его, и хорошо ли с ним обращались за решеткой. На все вопросы Коглин дал ожидаемый ответ.
— Тогда, ладно. — Полковник Шорт казался довольным собой, и тем, как развивается ситуация. Он обратился к другим офицерам. — Мы выслушали признание подсудимого. Нам известны обвинения против него. Есть ли необходимость в трате времени на обсуждение приговора?
Холси и Спаатс хранили молчание. Форрест сказал:
— Есть лишь одно наказание за его деяния — такое, которое гарантирует, что он никогда подобного не совершит.
— Хорошо сказано, лейтенант, хорошо сказано. — Шорт вновь оглядел коллег-судей. — Считает ли кто-нибудь, что он заслуживает меньшего, чем высшая мера? — Если кто-то и считал, он промолчал об этом. Шорт вновь обратился к священнику-радиоведущему: — За государственную измену, в которой вы признались перед данным трибуналом, вы приговариваетесь к смерти путём расстрела, время и место которого будет назначено генеральным прокурором, либо президентом.
Коглин изобразил кивок.
— Мы подадим апелляцию! — выкрикнул Левин.
— Ваше право, — неохотно признал Уолтер Шорт.
— Удачи, — хихикнув, вставил Вышински.
Верховный суд вернулся к работе с четырьмя новыми судьями, назначенными Джо Стилом. Газеты, которым президент не нравился, уже обозвали их "машинками для штампования бумаг". Вряд ли они станут кусать руку, которая способна их арестовать.
— Мы будем обжаловать, — сказал Левин. — Правда должна выйти наружу.
— Правда уже вышла наружу, её признал мистер Коглин, — сказал Шорт. — Посему работа сего трибунала завершена. Заседание окончено.
Он вновь воспользовался молотком.
— Сегодня они справились лучше, — сказал Луи. — Сегодня нам не придётся торопиться с обедом.
— Ага, — сказал Чарли.
До священника ему не было дела. Совершил ли Коглин то, в чём признался — уже совсем другой вопрос. Если Чарли не мог тем или иным способом доказать обратное, что же ему было делать? Следовать решению трибунала, может, и не самый храбрый поступок, зато самый безопасный. Именно так Чарли и писал свои статьи.
Левин обжаловал приговор. Верховный суд также играл осторожно. Он отказал в апелляции, заявив, что не в его юрисдикции рассматривать дела военного трибунала. Неустрашимый Левин попросил Джо Стила о помиловании. Как Чарли и ожидал, президент выступил по радио, сказав, что не может даровать помилование. Чарли не ожидал, что Джо Стил вновь станет цитировать Линкольна, но тот именно так и поступил:
— Должен ли я расстрелять простодушного дезертира, и не тронуть волос с головы коварного агитатора, который побуждает его дезертировать?
Весьма хороший вопрос.
Никакая политическая нестабильность не отложила путь отца Коглина на эшафот. Через несколько дней после отказа Джо Стила в помиловании, Чарли вновь позвонил Каган. На следующее утро, зевая, несмотря на кофе, он отправился в Арлингтон, на открытую поляну около птичьего заповедника Рочес Ран. В этот раз в землю был вкопан только один столб. Лишь одно отделение солдат стояло в ожидании.
Коглин умер по-мужски. Он отказался от повязки. Там, где Джо Стил цитировал Линкольна, он процитировал Евангелие от Луки:
— Прости их, Отче, ибо не ведают, что творят, — произнёс он, кивая в сторону солдат со "Спрингфилдами".
Разумеется, ничего это не изменило. Те, кто привели Коглина, привязали его к столбу. Командовавший расстрельным взводом лейтенант приказал солдатам занять позиции. Он начал отдавать уже знакомые Чарли приказы:
— Товсь… Цельсь…
Вероятно, храбрость оставила отца Коглина под конец, поскольку он начал бормотать "Славься, Дево Мария".
— Ave…
— Пли! — рявкнул лейтенант и разом пролаяли винтовки. Коглин умолк навеки. Демонстрируя знание латыни, молодой офицер добавил:
— Ave atque vale[85]
.Именно эти слова использовал Чарли для заголовка, растянувшегося на всю полосу: "ЗДРАВСТВУЙ И БА-БАХ".
IX
Некоторые законопроекты, которые проходят через Конгресс, вызывают у людей подозрения ещё до того, как они будут полностью приняты. Иные проходят, как есть, под изначальными названиями, и никто понятия не имеет, о чём они, пока они не начнут действовать. Порой люди не до конца осознают, о чём эти законы на самом деле, и спустя годы после того, как они начинают действовать. Четырнадцатая поправка[86]
к Конституции была одной из таких заложенных бомб.