Джоанна Аларика

— Вот что, Энрике, — оказал он, обтирая лицо смоченным в горячей воде полотенцем. — Поезжайте в «Эль-Прогресо»… Сейчас лучше не пользоваться телефоном… Возьмите мой «виллис» и поезжайте… Скажите сеньору Гарсиа, что мне только что звонил полковник и сообщил эту новость. Попросите его немедленно приехать. Постарайтесь только, чтобы с ним не увязался этот ваш тезка, лиценциат. Надо же, чтобы у такого отца и такой сынок!

— Бывает, — коротко сказал сеньор Хофбауэр. — Старика привезти с собой?

— Если захочет, — до «Индалесио пожал плечами. — Едва ли, он любит более удобные машины. Во всяком случае, попросите его не задерживаться.

— Понятно. — Хофбауэр встал и вышел из спальни своим твердым и быстрым шагом.

Дол Индалесио налил на ладонь одеколона и стал быстро растирать лицо, покряхтывая от приятного жжения. Да, этому лисенсиадо не видеть Джоанны как своих ослиных ушей. Девочка будет первой невестой в Гватемале, а с ее внешностью и знанием английского она через год сможет стать украшением любого дипломатического салона… И даже не здесь, а где угодно: в Вашингтоне, в Лондоне…

Праведное небо, подумать только, что это, наконец, совершилось! Столько лет ожидания — и вдруг в такое вот летнее утро тебя будят телефонным звонком и сообщают, что это стало совершившимся фактом! Только бы Армас не наделал глупостей. На военных никогда нельзя положиться, эти расшитые галунами фанфароны хороши только на парадах и лишь изредка в бою. А к политике их лучше не допускать. Ни военных, ни всех этих столичных докторишек-адвокатов. Единственная реальная сила в стране — землевладельцы. Будущее принадлежит нам, в ближайшее время это станет очевидным для всех…

Дон Индалесио застегивал сорочку, когда в коридоре снова послышались шаги старшего капатаса — твердые и быстрые, на этот раз чуть быстрее обычного. Мансон поднял брови и обернулся к двери. Еще не было случая, чтобы Энрике, выслушав поручение, возвращался бы переспрашивать.

— В чем дело? — недовольно спросил он, когда Хофбауэр вошел в комнату.

— «Виллис» выведен из строя, — доложил тот. — В радиаторе пробито отверстие. Кроме того, сорван карбюратор.

Дон Индалесио рванул неподатливую пуговицу.

— Идиоты! — он скрипнул зубами. — Сколько раз просил усилить охрану! Сегодня индейская сволочь портит машину, а завтра начнет стрелять в окна. Странно, что именно сегодня ночью… Расследуйте это дело, Энрике, а пока возьмите «миджет» сеньориты и поезжайте скорее, ради пречистой девы!

— «Миджета» в гараже нет, — так же спокойно сказал Хофбауэр.

Дон Индалесио, уже отошедший к зеркалу, медленно повернул голову.

— Что вы сказали? — хрипло спросил он, подходя вплотную к капатасу. — Вы еще не проснулись, что ли? Как это нет в гараже, когда я сам видел его там вчера вечером!

— Может быть. Но сейчас утро, — возразил Хофбауэр. — Если не верите, можете пойти и посмотреть.

Дон Индалесио не тронулся с места. Лицо его и вся коренастая фигура плотного пятидесятилетнего мужчины вдруг как-то обмякли, словно состарившись в одно мгновение на несколько лет. Постояв несколько секунд в оцепенении, он сделал шаг в сторону и тяжело опустился на постель, понурив коротко подстриженную, с проседью голову.

Сейчас. Он только посидит минуту, преодолеет эту непонятную и унизительную слабость. Но нет. Войти туда самому, своими глазами убедиться в… Нет! Пусть это трусость, слабость, он этого не сделает. Пусть другой сообщит ему эту новость, он тем временем к ней подготовится. Бог свидетель, сам он не может сейчас туда войти.

— Энрике, — сказал он вполголоса, не поднимая глаз. — Будьте добры пригласить ко мне сеньориту. Она, очевидно, еще спит, разбудите ее.

— Слушаю, — отозвался Хофбауэр. В дверях он остановился и глянул на патрона, продолжавшего сидеть в той же позе. — Простите, но… Может быть, не стоит?

— Ступайте, — хрипло, словно с натугой, сказал Монсон. — Бросьте деликатничать, если я посылаю вас в комнату моей дочери — значит, это прилично, будь то днем или ночью.

— Слушаю, — повторил старший капатас.

Он шел по коридору своим твердым и быстрым шагом, словно вбивая в пол каблуки. «Деликатничать», «прилично»! Старый пень вообразил себе, что он, шарфюрер Хайнрих Хофбауэр, стесняется войти в комнату к девушке, рискуя застать ее в постели. Кстати говоря, фрейлейн Монсон в своей постели сегодня не спала, можно держать пари. Именно это он и хотел сказать старику, а если тот не понял, тем хуже для него самого. Впрочем, возможно, старик обо всем уже догадался и просто делает вид…