Джоанна Аларика

Их движение с самого начала было движением жрущих, а не работающих. Неважно, что партия называлась «национал-социалистической»; вся ее политика, вся ее борьба сводилась к тому, чтобы не допустить рабочих к власти, сохранить господство за господами. Все двенадцать лет борьба шла именно за это; борьба в мюнхенских пивных и на улицах «красного Веддинга», борьба в английском небе и борьба в русских степях. Именно за это, сколько бы ни говорилось тогда о жизненном пространстве, расе господ и недочеловеках. По логике этой борьбы, по логике всей нашей эпохи капиталист самой что ни на есть неполноценной расы был нам ближе, чем самый стопроцентный ариец с коммунистическим партийным билетом в кармане.

Конечно, это не всегда проявлялось так уж явно, и через наши крематории прошла не одна сотня фабрикантов и банкиров; но это были издержки борьбы, а ведь, строго говоря, тот же французский фабрикант никогда не имел более надежной гарантии против всяких случайностей, чем германская армия в Париже. Случайности, и иногда довольно неприятные, могли произойти лично с ним, с этим самым фабрикантом, но не с системой, которая его породила и которой неразрывно определялась вся его жизнь, вся его деятельность и даже все его вкусы и привычки.

Да, по логике вещей в Сопротивлении должны были участвовать только красные. А на деле участвовали очень многие: даже сыновья и дочери тех самых фабрикантов, которые должны были бы целовать руки немецкому солдату, защищавшему их от большевизма. Он, Хофбауэр, никогда этого не понимал. И такие люди всегда казались ему врагами вдвойне. Рабочий, коммунист — это был, так сказать, противник открытый и законный; он действовал в интересах своего класса, подлежал уничтожению, но в известной степени его можно было даже уважать. А вот такие, как эта шлюшка Монсон, — это не просто враги, это еще и ренегаты…

Приехав в «Эль Прогресо», Хофбауэр увидел, что поездка была напрасной. Гарсиа уже знали обо всем, и старик как раз собирался к Монсону. Лиценциат, очевидно вполне уже готовый к боям и походам, в фантастическом полувоенном-полуспортивном костюме оливково-зеленого цвета, сидел, развалясь в кресле, перекинув ногу через подлокотник, и со скучающим видом подбрасывал на ладони большой автоматический пистолет.

— Ола, Хофбауэр! — воскликнул он, прицеливаясь в живот капатаса. — Наконец-то мы дождались веселых времен, а? Посмотрите-ка на эту игрушку — калибр сорок пять, может прошить насквозь дюжину арбенсистов, поставленных в затылок. Нравится?

— Мне не нравится, как вы с ней обращаетесь, — сказал дон Энрике. — Оружие можно назвать игрушкой, но играть им не следует. Тем более прицеливаться в человека. В армии с вас за это содрали бы семь шкур. Впрочем, вы же не служили, сеньор лисенсиадо.

Лиценциат убрал пистолет, улыбнувшись довольно кисло.

— Вы строгий человек, Хофбауэр, сразу видна хорошая школа. Не будем ссориться из-за пустяков. Ка «чувствует себя сеньорита Монсон? Впрочем, вы вряд ли имели удовольствие видеть сеньориту сегодня утром, еще ведь рано…

Он смутился, подумав вдруг, что доверенному лицу Монсона могла стать известной вчерашняя его неудача с вербовкой Джоанны в боевую организацию. Рассказала она отцу или не рассказала? На всякий случай он добавил как можно более небрежным тоном:

— Вчера мы с сеньоритой немного повздорили… Она придерживается несколько иных взглядов на методы борьбы с правительством.

— Да, — кивнул Хофбауэр, — если судить по тому опору с падре Фелипе, взгляды сеньориты Монсон действительно несколько иные.

«Уже не вздумал ли этот немец надо мной смеяться», — с беспокойством подумал лиценциат, подозрительно глянув на капатаса.

— М-да… — промямлил он, снова принимаясь играть пистолетом. — У старика Монсона есть уже какой-нибудь план действий на сегодня? Или будем применяться к обстоятельствам?

— Когда сеньор ваш отец вернется из «Грано-де-Оро», вы, очевидно, получите самую полную информацию обо всем.

— Почему «когда вернется»? — лиценциат вскинул брови. — Мы едем вместе, и я надеюсь сам…

— Вам ехать нельзя, — перебил Хофбауэр.

— Что значит «нельзя»? Почему это мне нельзя ехать?

— Посудите сами, ваша финка известна всем как один из центров оппозиции. Как только новость о вторжении распространится по плантациям, сюда начнут приезжать люди за указаниями. Поскольку сеньор ваш отец будет отсутствовать, я считаю, что вам следует подежурить здесь. В любую минуту может возникнуть обстановка, требующая быстрого решения.

— Да, но до «Грано-де-Оро» всего каких-нибудь полчаса по шоссе… Я оставлю указания, чтобы ехали прямо туда…

— Ну, — Хофбауэр развел руками, — как хотите. Я могу только советовать. Разумеется, если вы предпочитаете избежать ответственности… потому что в «Грано-де-Оро» командовать будете не вы, а сеньор Монсон или сеньор ваш отец…

Лиценциат фыркнул и вскочил с кресла.