Джоанна Аларика

. — Ну, малыш, располагайся, — сказал Мигель. — Там внизу можно помыться, правда довольно примитивно, но что ж делать! А вот здесь электрический чайник и все прочее. Ты есть хочешь?

— Немножко. Поужинаем дома или пойдем куда-нибудь?

— Видишь ли, малыш… Я сейчас должен уйти на некоторое время, трудно сказать, на сколько именно. Так что ты лучше поешь сама и ложись. А я приду, как только освобожусь.

Джоанна посмотрела на него недоумевающе.

— Ты собираешься куда-то сегодня?

— Да, я схожу в ячейку. Нужно поговорить с товарищами.

— Но почему не завтра, Мигель? Ведь ты же…

— Не могу, нельзя. Ложись, малыш, я, может, задержусь…

Он вернулся под утро, когда уже клонился к западу Южный Крест. Потом они еще долго говорили. Когда Джоанна, наконец, уснула, сквозь камышовую шторку уже пробивалось солнце.

Через несколько часов их разбудил грохот автоматических пушек. Джоанна, испугавшись спросонья до полусмерти, с криком уцепилась за Мигеля. «Тише, тише, — сказал тот, — ничего страшного, лежи…»

Он встал и подошел к окну, поднял шторку.

— Ради бога, — крикнула Джоанна, — ты сошел с ума! Мигель!

— Тише, успокойся, — повторил он, не оборачиваясь. — Это просто зенитки… Кажется, на крыше Национального дворца…

Джоанна зарылась лицом в подушку и заткнула уши; торопливое «тах-тах-тах-тах» слышалось еще несколько секунд, потом стихло. Выждав немного, она поднялась и села, натягивая на себя простыню.

— Трусиха, — сказал Мигель, взъерошив ей волосы. — Смотри, ты даже побледнела.

— Тут побледнеешь! В кого они стреляли?

— Кажется, пролетел какой-то, но ничего не сбросил. Ну, ты встаешь?

— Сейчас. Пожалуйста, выйди на минутку…

Наспех позавтракав обнаруженными в шкафчике консервами, они вышли из дому. Площадь, которая вчера — темная и безлюдная — показалась Джоанне очень большой, сейчас была тесной от толпы. В детстве, когда Джоанна ежедневно пробегала здесь по дороге в колледж, площадь тоже представлялась ей громадной, как пустыня.

— Когда ты вернешься? — спросила она Мигеля.

— Не знаю, малыш. Думаю, часам к четырем. Во всяком случае, после трех постарайся быть дома, хорошо? Дело в том, что у меня может и не найтись времени…

— Да, конечно, — сказала Джоанна. — Я понимаю. Я буду дома. Какое счастье, что у нас есть дом, правда? Хотя бы на одни сутки…

Голос ее оборвался.

— Иди, — сказала она, глядя в сторону. — Иди скорее, слышишь?

Джоанна осталась одна. Пока на несколько часов. Потом они попрощаются (если найдется время), и тогда уже она останется одна неизвестно на сколько…

Толпа на площади становилась все гуще, появились наспех написанные плакаты.

«ОБЪЕДИНЕННАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ ТРУДЯЩИХСЯ ГВАТЕМАЛЫ — С АРБЕНСОМ ДО ПОБЕДЫ!»

«СВОБОДА — ДА, ЮФКО — НЕТ!»

«ОРУЖИЕ — НАРОДУ!»

Люди шли по Шестому авеню сплошным потоком, неся щиты и транспаранты с названиями клубов, синдикатов, студенческих союзов. Джоанну затерли в толпе, она беспомощно оглядывалась, вставая на цыпочки и вытягивая шею. У фонтана кричал оратор, слова его относило ветром; на балконе Национального дворца появилась группа людей, говорили, что будет выступать сам президент; Джоанна вместе со всеми ритмично хлопала в ладоши и до хрипоты скандировала:

— Арбенс! Арбенс! Арбенс!..

Президент так и не появился. Кто-то с балкона объявил по радио, что крайняя занятость в связи с чрезвычайным положением мешает дону Хакобо выступить перед гражданами столицы. Продолжали сменяться ораторы у фонтана: клеймили агрессию, требовали решительных действий, говорили о выдержке и солидарности. В соборе напротив окончилась месса, на паперти появились женщины в черных мантильях, ударил колокол: только сейчас Джоанна вспомнила, что сегодня воскресенье.

«В редакциях никого не будет, кроме дежурных, — подумала она. — Пойду завтра, тем более что до трех я все равно ничего не успею сделать…»

Она выбралась из толпы. Странно: сейчас при виде этих гневных лиц, плакатов и мелькающих в воздухе кулаков Джоанне вдруг впервые представилась совсем неинтересной ее профессия. Кому нужна новоиспеченная журналистка североамериканского производства! То есть формально она, очевидно, будет нужна; возможно, что сейчас откроется много вакансий в газетах и ее завтра же возьмут с распростертыми объятиями. Но ей-то это не доставит сейчас никакой радости.

А ведь сколько лет мечтала она именно об этом: войти в кабинет главного редактора гватемальской газеты, положить на стол свои документы и заговорить, как коллега с коллегой!..

Джоанна посмотрела на часы: половина второго. Полтора часа нужно было как-то убить. Конечно, можно походить по редакциям, сегодня там не только дежурные, это понятно всякому. Но в редакции идти не хочется. Почему ей так отчаянно не хочется приступать к делу, о котором она мечтала с детства? Стыдно показать диплом, полученный во вражеской стране? Может быть. Стыдно проситься на место тех, кто ушел на фронт? Тоже может быть. Может быть, может быть, может быть…