Сержант Одинцов пребывал в самом благодушном настроении. Наконец-то подошла его очередь идти в увольнение на твердь — а то ведь кроме пустынного островка в океане и не видел ничего! — и он уже успел перемигнуться с хорошенькой девчонкой, сидящей с подружками у стойки уютного бара. Неплохая планета. И в кои-то веки раз Экспедиционному флоту действительно рады. Он уже совсем было собрался подвалить к встряхивающей гривкой огненно-рыжих волос хохотушке, когда строгого вида представительная дама сменила на огромном экране над стойкой невнятную голопостановку и что-то произнесла напряженным тоном. На ее месте возник взъерошенный мужик лет пятидесяти. Возник, произнес несколько слов и исчез, остался только голос, комментирующий видеоряд. Старик в судейской мантии что-то говорит, рядом с ним сидит в кресле… ишь ты, вот, значит, как она выглядит при всех орденах! Однако! Одинцов подтолкнул локтем соседа и указал на экран как раз в тот момент, когда обзор переместился с грузного мужчины, держащего пистолет, на падающую Мэри Гамильтон. Голос все бубнил за кадром, долговязый седой дядька с роскошными бакенбардами приподнимал голову девушки, пузырилась на губах кровавая пена… Одинцов вскочил, схватил за руку приглянувшуюся ему девчонку и рявкнул:
— Ты уник знаешь? Переводи!
— …оказал сопротивление при аресте… майор Гамильтон ранена… Центральный госпиталь… — уник девицы был на редкость корявым, но суть Федор уловил.
— Ее везут в Центральный госпиталь? — кивок. — Где это? Ну, быстро! А, черт с тобой…
Еще трое десантников, вместе с которыми сержант и завалился в этот бар, споро выбирались из-за стола.
— Мужики, кто еще в городе из наших? Давайте, гоните всех, кого найдете, к Центральному госпиталю, не доверяю я местным. Это ж надо — при всем честном народе не уберегли, шпаки…
Двое, по примеру Одинцова, тут же начали связываться с приятелями, а самый младший из спутников сержанта, не прекращая вызывать кого-то через коммуникатор, уже выбежал на улицу и нажал кнопку вызова такси на фонарном столбе возле бара.
Вот эту-то лихую четверку, выпрыгивающую из перегруженной машины чуть ли не на лету, и увидел Корсаков.
— Господин контр-адмирал, сержант Одинцов в ваше распоряжение прибыл!
— Вольно, сержант, — кивнул Никита, — какими судьбами?
— Увидели экстренный выпуск новостей. Сейчас еще люди подтянутся, прикроем входы-выходы, на крышу, опять же…
— Молодец. Молодец, Одинцов. — Никита почувствовал, как его начинает отпускать напряжение и даже попытался пошутить: — Веселое у тебя увольнение вышло, ничего не скажешь…
— Разрешите вопрос?
Корсаков кивнул.
— Как майор Гамильтон? Что говорят?
— Да ничего пока не говорят, — в сердцах сплюнул Корсаков. — Жить будет, а остальное…
Перед госпиталем приземлились еще несколько такси. Выскочивший из дверей приемного покоя Каллахан молниеносно оценил обстановку, тут же раздобыл где-то компьютерный блок, развернул дисплей и вывел на него схему госпиталя. Световое перо порхало, обозначая контрольные точки. На вопрос Каллахана о необходимости оружия вновь прибывшие ответили дружным хохотом: русский десантник сам по себе оружие, не парься, мужик! Однако пилота это не смутило, он переговорил с кем-то и попросил господ десантников немного подождать. Двадцать минут спустя на тротуар перед госпиталем плюхнулся, слегка при этом покосившись, неприметный потрепанный пикап. Из-за руля без лишней спешки вылез поджарый мужик лет сорока и невозмутимо принялся швырять из кузова на землю характерного вида ящики.
— Разбирайте, ребята, — кивнул на них Каллахан (водитель уже срывал пломбы с крышек). — Вы, конечно, молодцы, кто бы спорил, но черт его знает, по-всякому повернуться может. Только верните потом, эти игрушки на мне висят, никакого жалованья не хватит.
Одинцов молча хлопнул Каллахана по плечу — худощавый пилот покачнулся, но устоял — и ловко подцепил за скобу лежащий сверху ручной плазмовик. Возле госпиталя начала собираться толпа, но подходящие люди благоразумно предпочитали держаться на другой стороне улицы: шутить разбирающие оружие и исчезающие в дверях мордовороты явно не собирались.