Джокер, или заглавие в конце

Когда я вернулся с подносом в комнату, студент в кресле уже сопел, уронив здоровую щеку на плечо. Бессмысленная расслабленная улыбка на слюнявых губах. Капельный остаток крови вытек из ноздри, засыхал. Стоило бы обработать ссадину, только найти чем. Была бы дома Наташа. Легонько потормошил юношу за плечо. Тот пробормотал что-то нечленораздельно, пузырек слюны вздулся на губах. Брезгливость мешалась с невольной жалостью. Почти мальчик, девятнадцати еще, наверное, нет, первый курс. Родители, я уже знал, в отъезде, один, некому позвонить. Незнакомый, в сущности, человек, почему согласился принять его дома? Евгений Львович, ректор, уверял, что парень очень способен в какой-то своей области, математической или компьютерной. Хорошо, но зачем такая срочность с пересдачей? Я уступил ректору, ничего еще не понимая. Ладно, пусть потом разбирается сам, у него к мальчику странная слабость, это я успел почувствовать. А пока полежит, оклемается, рано ли, поздно. Хотя не вызывать врача, наверное, легкомысленно. Если бы не мысль о наркотиках. Сколько, интересно, это может длиться? В магазин же надо.

Я еще не представлял, как попался.

2

Еще год назад я и думать не мог, что снова займусь преподаванием. От тех же курсов по тем же конспектам (Чехов — Толстой — Тургенев, перхоть пожелтелых бумаг), от кафедральных склок, унизительной зарплаты ушел сначала на министерскую синекуру, сочинять какие-то методические руководства, ненадолго задержался на другой такой же, освободился наконец на пенсию.

О преподавательской работе я жалел меньше всего. Когда-то связывал свое будущее с наукой, любил в молодости усмешливо поболтать о том, что литературу, ее полноценное, так сказать, измерение создают не столько творцы первоначальных, исходных текстов, сколько филологи, толкователи, биографы, комментаторы. Это они наполняют неразработанные, не до конца оживленные строки соками многомерных смыслов, обнаруживают в них связи, культурные, мифологические соответствия, переклички, о которых отчетливо не подозревали сами авторы. Не их ли почти двухвековым соавторством был создан — и продолжает до сих пор создаваться Пушкин? Разве современники Шекспира, едва замечавшие его при жизни, могли понять, вычитать у него столько, сколько читаем теперь мы, и он все еще не перестает обогащаться, расти — тоже благодаря нам, почти безымянным, не претендующим на бессмертие? Иронизируйте сколько хотите — но что такое, в конце концов, Библия без теологии? Что-то в таком духе.

Надолго этого молодого тщеславия не хватило, имени в науке не заимел, докторскую диссертацию не дописал (Чехов и Серебряный век, восприятие, неприятие, культурный контекст… о господи, было, было). Последнюю статью в «Ученых записках» напечатал лет пятнадцать назад, сами «Записки» надолго прекратили существование, уж не вспомнить когда. Уверял себя, что на досуге доработаю, додумаю недодуманное, некоторое время кропал кое-что для себя, угас. Обычное дело. Прирабатывал популярными публикациями, все больше к культурным юбилеям, отоваривал неиспользованную мелочишку. В одном из глянцевых журналов начальником оказался мой бывший студент, никогда мне еще так не платили, основные деньги в дом приносила жена — хватало.

Состояние полудремотного спокойствия можно было назвать возрастной усталостью. И не сказать, чтобы обрюзг, расслабился, — нет, об этом тоже было кому позаботиться. С Наташей вообще не на что было жаловаться, нечего было желать. Новинок читать не тянуло, общение угасало, былые собеседники уходили, кто из жизни, кто из страны, переписка не складывалась, с новыми не сближался.

(Повторяющийся сон: станция или полустанок, спускаешься из вагона купить у набежавших торговок вареной картошки из кастрюли, укутанной ватником, в аппетитном горячем масле, надо теперь вернуться в свой вагон, но путь к нему оказывается загорожен другим, подошедшим поездом, пока его обходишь, твой успевает куда-то деться, ушел или перегнан на другой путь, ищешь долго, невпопад, безнадежно, как бывает во сне, пока не заставляешь себя с облегчением проснуться: никуда тебе на самом деле не надо, и Наташа под боком, теплая.)