Джокер старого сыскаря

Пока хозяева готовили стол, Тимофей Кузьмич подошёл к стене, на которой в двух больших безыскусных рамках красовались фотографии разных лет. Так исстари было принято в деревнях выставлять напоказ немногочисленные семейные фотографии. Даже с появлением фотоальбомов эту традицию ревниво оберегали во многих семьях. Вот и в этом доме: много лет назад любовно наклеенные на рыжий картон портретные и групповые снимки молодых ещё хозяев дома, их детей, родственников, фронтовых друзей оставались под стеклом, а появляющиеся по случаю новые фотографии аккуратно подсовывались краешком в щель между рамкой и стеклом.

Внимание Репнина привлекли именно эти снимки с краю. Достав очки, он стал внимательно их рассматривать. И вдруг… Он не поверил глазам: в нагольном меховом полушубке, шапке-ушанке, с закинутым на спину карабином, на широких охотничьих лыжах стоял человек, которого несмотря ни на какие возрастные внешние метаморфозы, Тимофей Кузьмич узнал сразу и без сомнения.

– Айда, мил человек, – послышался голос старика, – вон баушка-то моя какой стол исхлопотала. Садись, процведай чего ни на есть.

Репнин ради приличия выпил чашку чая с густым черничным вареньем. От рябиновки он всё же отказался, сославшись, что за рулём. Перебросившись со стариками несколькими ничего не значащими фразами, Тимофей Кузьмич засобирался уходить. Встав из-за стола, он улучил момент и незаметно для хозяев выхватил из рамки заинтересовавшую его фотографию. Довольный, Репнин любезно распрощался со стариками и вышел за ворота. Нагулявшийся жеребец уже мирно стоял перед домом, дожидаясь, когда его пустят во двор. Поприветствовав коня поднятой рукой как старого знакомого, Тимофей Кузьмич, улыбаясь в усы, быстро зашагал к своему «Москвичу».

Вдохновлённый едва забрезжившим подтверждением своей версии о возможных участниках ограбления староверческой молельни Тимофей Кузьмич решил не теряя времени продолжить своё частное расследование. Позвонив Жарову, он попросил придумать для своих домашних какое-нибудь оправдание его отсутствия ещё на пару дней и, под завязку заправив машину на выезде из Сосновки, просёлочной дорогой покатил в село Кочкари. Там он надеялся найти человека по имени Матвей, который, по словам старика, приезжавшего из скита к отцу Константину с чудотворной иконой, сообщил в город о случившейся в Святом Поле беде.

В Кочкарях Тимофей Кузьмич был только однажды, когда его сосед по даче – заядлый рыбак и охотник – заманил на рыбалку перемётами[65]. Село было большое, он его не знал и где искать Матвея-менялу, понятия не имел. Наудачу Репнин остановился около сельмага. Выйдя из машины, закурил и стал присматриваться к изредка появлявшимся на пороге магазина покупателям. Одна пожилая женщина с большой, не по росту и силе сумкой показалась подходящим объектом для расспросов. Тимофей Кузьмич быстро подошёл к ней и предложил помощь. Женщина не отказалась, охотно вручив неожиданному помощнику тяжёлую сумку с продуктами.

– Ты чьих будешь-то, родимый? – тихим, певучим голосом спросила женщина, облегчённо распрямившись и вытерев губы кончиком серого платка.

– Проездом я у вас, понимаешь. Надо бы найти одного человека, да вот не знаю, где живёт.

– А кличут-то его как, энтого человека?

– Матвей-меняла…

– Матюха Щёкин, выходит. Так он у меня в шабрах. Айда, доведу до его избы.

– Может, лучше на машине? – обрадовался Репнин. – И вас как раз довезу до дома. Идёмте, вот она у меня стоит.

Женщина с опаской посмотрела на «Москвич», но, поддавшись обаянию Тимофея Кузьмича, кряхтя забралась на переднее сиденье и гордо посмотрела на стоявших у магазина односельчан. Поправила сползший на лоб платок, подтянула его концы. Репнин краем глаза наблюдал за ней, едва сдерживая улыбку: «Женщина она и есть женщина, везде одинаковая – что в городе, что в деревне, что молодая, что давно забывшая о молодости…»

Миновав два переулка, переехав бревенчатый мосток через полноводный ручей, наконец оказались на широкой, как в Сосновке, улице с такими же потемневшими от времени и непогоды, но в большинстве своём добротными домами. В одном из них и жил Матвей Щёкин, которого провожатая Репнина вызвала громким стуком дубовой чурки, подвешенной к воротам.

– Ну чего, Палага, шумишь? Ай пожар где какой? – Ещё нестарый, плотного телосложения бородатый мужик вышел из приоткрывшихся ворот на улицу.

– Вота привела к тебе доброго человека. – Женщина показала головой на Репнина. – Он меня в машине привёз прям из лавки, дай Бог яму здоровьица… Побегу я, беседуйте…

Мужчины остались одни. Матвей недоумённо смотрел на Репнина, похоже, пытаясь вспомнить, виделись ли они где раньше. Тимофей Кузьмич не стал затягивать его гадание о причинах своего визита.

– Я следователь из города, Тимофей Кузьмич Репнин. – Он протянул руку Матвею. – А вас как величать?

– Чё меня величать-то? Матюха Щёкин, все так кличут. А чё те надо-то от мене? Вроде ни чё не зоровал… За что мене срестовывать-то?