– Поймаем, мать, никуда они от нас не денутся, понимаешь. Ты себе наливай… Ох, вкуснотища какая. Давай, давай… А то я один есть не буду.
Глафира Трофимовна налила и себе маленькую тарелку щей. Она любила и умела готовить. Ей нравилось, когда люди ели с удовольствием. Не просто чтобы набить желудок, утолив чувство голода, а получить истинное наслаждение от пищи. Особенно её радовал аппетит мужа, всегда восхищавшегося её кулинарными способностями. Вкусно готовить научила она и дочь, тоже теперь балующую капитана Жарова изысками поварского искусства.
– Я ведь что думаю, мать… Тот самый Кнут, понимаешь, о котором я тебе рассказывал, задницей чую, жив.
– Всё может быть, – уклончиво ответила Глафира Трофимовна, убирая тарелки со стола. – Ты, Тимоша, чай с пирогом будешь или с печеньем? У меня сегодня пирог с яблоками…
– Что за вопрос, мать? Конечно, с пирогом… Так ты как думаешь, где он может скрываться?
– Вот чего не знаю, Тимоша, того не знаю. – Глафира Трофимовна на мгновение задумалась. – Но от сгоревшей машины, если он и вправду остался жив, далеко уйти вряд ли бы смог. Вы округу-то хорошо обшарили?
Тимофей Кузьмич громко хлопнул в ладоши.
– Спасибо, мать! – Он торопливо вышел из-за стола. – Сначала – за обед, а потом – за подсказку. – Репнин игриво обнял и поцеловал жену. – Пожалуй, сейчас перекурю, да и… Я быстро, мать, не переживай. А вечером, понимаешь, грядку тебе перекопаю. Перекопаю, перекопаю, не улыбайся.
– Да уж, дождёшься вас с Шуркой… Копальщики! Поезжай по своим делам и не беспокойся. Удачи тебе…
Репнин вышел на улицу. Глубоко вдохнул свежий воздух, застегнул свой старый выцветший плащ. Постоял у подъезда, привычно огляделся по сторонам. Закурил. Погода стояла отличная, благотворно действуя на настроение Тимофея Кузьмича. Только что услышанные слова жены заставили его в который раз мысленно восстановить следственные действия на месте гибели то ли Кнута, то ли лишь его вишнёвого «Форда» – пока непонятно. Подумав, Репнин тщательно затоптал окурок сигареты и решительно направился к своему «Москвичу», стоявшему тут же во дворе.
Остановившись под указателем поворота на Сосновку, Тимофей Кузьмич открыл дверку машины, но выходить не стал. Куда мог подеваться Кнут – вот вопрос, который не давал покоя все эти дни, а сегодня завладел им с новой силой. Если бы сгорел, то был бы обнаружен труп. Кто-то подобрал раненого водителя и отвёз в больницу? Но тогда это давно стало бы известно следователям. Зять говорил, что Кротов в тот же день обзвонил все больницы и морги, однако никаких обнадёживающих сведений не получил. Полковник Игнатов не исключает, что к случившемуся дорожно-транспортному происшествию имел отношение ещё один автомобиль, возможно, транзитный большегруз. Испугавшись ответственности, его водитель мог забрать труп Кнута. А что? Сразу за городом начинается тайга, обочины дороги обрывистые, заросшие кустарниками… Бросил труп – и нет забот. Конечно, наткнётся кто-нибудь, но когда ещё это случится. Но опять же, если хорошо подумать, нужна ли была эта лишняя обуза транзитному водиле? Ему бы после столкновения только жать на газ, чтобы как можно скорее и дальше уехать от злополучного места, а не с трупом возиться…
От долгих безрезультатных размышлений Тимофей Кузьмич почувствовал усталость. Раздражённый, он вышел из машины и побрёл вдоль дороги. Обочина и здесь крутым, глубоким, поросшим кустами и редкими деревьями обрывом упиралась в наезженный просёлок, ведущий к раскинувшемуся на берегу реки башкирскому аулу. Увидев селение, Репнин остановился. «А не скатился ли Кнут с этого обрыва в руки кому-нибудь из проезжавших в то время башкир?» Это предположение показалось настолько близким к истине, что он чуть ли не бегом вернулся в свой «Москвич».
Спуск с трассы на просёлок оказался в трёх километрах от поворота на Сосновку. Увлечённый своей догадкой, Тимофей Кузьмич гнал машину, не замечая ухабов, не обращая внимания на грязь, разлетавшуюся во все стороны и крупными шлепками падавшую даже на лобовое стекло. Добравшись до первых домов, он сбавил скорость и стал присматриваться, не появится ли на улице кто-нибудь из жителей аула. Неожиданно прямо перед «Москвичом» вырос мальчик лет десяти-двенадцати. Откуда он взялся – Репнин не понял, да и не до того ему сейчас было. Главное, он увидел человека, с которым можно поговорить: мальчишки – народ всезнающий. Тимофей Кузьмич остановил машину и вышел.
– Иди-ка сюда, мальчик. Разговор есть серьёзный.
Мальчуган смело подошёл к Репнину и протянул руку:
– Здравствуйте. Я Айрат… А вас как зовут? – чистый русский язык обрадовал Тимофея Кузьмича.
– Здравствуй, Айрат. Рад с тобой познакомиться, – улыбнулся Репнин, пожимая узкую холодную ладонь нового знакомого. – Меня зовут Тимофеем Кузьмичом. Я очень спешу, Айрат, и у меня к тебе один только вопрос: в вашем селе нет случайно русского мужчины, которого недавно сбила во-он на той большой дороге машина?
Мальчик посмотрел сначала в сторону, куда показывал Репнин, потом перевёл взгляд на него самого и, немного помолчав, важно ответил: