– Дальше… А что дальше? Выбрался я на дорогу и пошёл искать пассажиров. Думаю, если живы, помогу чем-нибудь. Ну а если что… Я бы, наверное, руки на себя наложил, хоть и грех это большой. Так ведь вы на меня бы навесили эти загубленные души. – Тяжело переведя дыхание, Кнут помолчал несколько минут. – Слава Богу, оказались живы. Катька как их ударила машиной, так они сразу в овраг и улетели. Он глубокий, конечно, но скат зарос кустами. Вот кусты-то их и спасли. А так об деревья, что ниже стоят, поразбивались бы напрочь, даже и говорить нечего… Вытащил я из кустов мужика, он весь в крови, но глаза открытые, моргают. Ему сильно левый бок повредило и внутри всё отбило. Шевелиться не может, стонать начал. Оставил его на траве, пассию его стал искать. Она невдалеке лежала, никаких признаков жизни. В голове пробоина, лицо кровью залито. Я перепугался, стал её тормошить. Потом вспомнил, что на шее есть какая-то пульсирующая жила, если человек жив. Нащупал её – бьётся… Всё, что было на мне, изорвал на лоскуты, перевязал, как смог, потому что у самого и рука, и рёбра переломаны оказались. – Кнут погладил забинтованную руку. – Про боль я и забыл. Полез из оврага на дорогу. Присел отдохнуть на подъёме и вижу – совсем рядом деревня. А внизу по просёлку лошадёнка бежит. В телеге сидят двое. Ну, была не была, закричал, сколько сил хватило. Услыхали, а понять не могут, кто кричит. Я снова в крик, встал на ноги, здоровой рукой машу им и побежал вниз. Остановиться-то они остановились, да видок мой, похоже, им не приглянулся. Первый хотел уж вдарить лошадёнку вожжой, но я ухватился за телегу, объясняю им, что помощь нужна. Вижу – башкиры. Смотрят и молчат, паразиты, не понимают, что ли. Потом один заговорил, плохо, но по-русски. Я ему кое-как растолковал, что к чему. Хорошие люди оказались, не смотри, что басурманы. Притащили они моих пассажиров, аккуратно уложили в телегу, меня рядом посадили. Между собой о чём-то пошушукались, один вперёд убежал, а другой взял лошадь под уздцы и потихоньку, чтоб не шибко трясло, повёз в деревню. Тут нас уже ждали. Оставили у старой бабки, Фатиньей её звать. Сказали, мол, она знает, что надо делать, как нам помочь. Старуха по-русски плохо говорила, но понятно. Потом пришли две молодухи. Раздели нас, обмыли. Руку мою заложили в лубок и забинтовали, рёбра натуго обвязали. Ногу разнесло, посинела, зараза… Фатинья долго маракала над ней, боль согнала маленько. Потом дали чистое тряпьё и отвели в соседний дом. А чудики, которых я подобрал, у старухи остались. Ну, мне-то что – лишь бы поправиться скорей, какая разница где. Сказали, что здесь я могу жить, пока на ноги не встану. Притащили всякой еды. Всё по уму, спасибо им. Башкиры вообще народ правильный. Если ты с ними по-хорошему, то и они к тебе всей душой. Короче, я им по гроб обязан… Тех двоих, видать, тоже обихаживали как надо. Правда, я их больше не видел, не выходил из дому – вывихнутая нога сильно болела. Но сын Фатиньи говорил, что через пару недель на поправку они пошли. И то слава Богу! Теперь, может, и дома уже. Чего не знаю, того не знаю. Вот такой мой расклад, Кузьмич…
В душе Репнин ликовал, хотя и не мог определиться, что же ему делать дальше, как поступить с Кнутом. Вызвать оперативников к доверившемуся ему человеку? Нет, на такое Тимофей Кузьмич не был способен. Недаром именно за честную игру во время следствия он и пользовался уважением у преступников всех мастей. Забрать с собой и закрыть в изоляторе? Ещё омерзительнее! И Репнин решил рискнуть, как делал это в былые годы, за что не раз получал от начальства выговоры, но никогда не оставался в дураках.
– Знаешь, Женя, что я тебе предложу?
Кнут неморгающими глазами уставился на Тимофея Кузьмича. И снова столько в этом взгляде было надежды и отчаяния, что Репнин не выдержал. Отвернувшись вроде бы за очередной сигаретой, он через силу выдавил:
– Как почувствуешь в себе силы, понимаешь, сразу возвращайся домой. Квартиранта вашего мы снимать не будем, но ты его не опасайся. Потом посмотрим. – Тимофей Кузьмич закурил и поднялся на ноги. – Пойду, проведаю твоих пассажиров… Тебя проводить?
– Не беспокойся, сам дойду. – Кнут снова пристально посмотрел на Репнина. – Я тебе верю, Кузьмич…
Глава 19. Главное – живы!
Кузнецовых, вполне оправившихся от полученных травм заботами старой Фатиньи и её родни, вечером того же дня перевезли в реабилитационный центр областной больницы. Сергей Михайлович Шведов раньше всех навестил друзей и уже побывал в башкирском ауле. Старого журналиста не подвело чутьё на сенсацию. Каким образом пронюхал он об открытии Репнина – тайна за семью печатями, но успокоить его теперь могло только написание очерка о спасителях Павла и Веры.