Джокер

Между тем Пётр Петрович вытащил калькулятор и исписанный блокнот. Сверяясь с записями, они с Оксаной начали сыпать в воду кукурузную муку, промороженную рыбу, очистки овощей, витаминные добавки и ещё что-то из безымянных ведёрок — наверняка жутко разрушительное для организма, зато позволяющее в краткий срок до забоя отрастить богатый и дорогостоящий мех.

— Ладно, теперь пусть доходит. — Пётр Петрович последний раз заглянул в блокнот, помешал варево лопатой, затянулся, швырнул окурок в котёл и направился к кладовке для припасов. — А мы пока…

Как, похоже, всё на этой «ферме», кладовочка была ещё та. Клацнул могучий замок, щёлкнул, как выстрелил, рубильник, брякнули металлом по металлу ключи… Дверь начала открываться с тяжеловесным скрипом, достойным швейцарского деньгохранилища (впрочем, там-то многотонные двери наверняка открывались бесшумно). Оксану разбирало понятное любопытство, но, понимая, что внутренность «сейфа» никуда от неё не ускользнёт, она улучила момент заглянуть в кураторский блокнотик. И заинтересовали её не рецепты «вкусной и здоровой пищи» для пленных зверьков, а почерк.

Где она видела эти выпуклые дуги, говорящие о стремлении к материальному? Эти хоть и жирные, но прерывистые линии, говорящие… Постой, постой… Ну конечно. Гостиница, полулюкс, ванная… добытый Тихоном дневник.

«Так, так, так… Выходит, оперуполномоченный Сизов не сгинул, не утоп, не рванул в антимир, а но-простому сменил окрас? Исчез, растворился, втёр кому-то очки, махнул на прощание хвостиком. Дескать, поминайте как звали, а впрочем, звали-то его наверняка не Сизовым. Хорошо, но зачем тогда нужен дневник, улика, схороненная в удобствах? Да так схороненная, чтобы рано или поздно непременно нашли? Деза?.. Поднимай выше, это ход конём, завлекуха, тонкий намёк на толстые обстоятельства. Мол, дверка эта есть, и я в неё ушёл. Ищите. Если не меня, то дверь. Вернее, приключений на свою задницу. Ну, спасибо, родной…»

Между тем дверь в кладовку скрипнула снова. Показался Пётр Петрович — в левой руке он нёс папку, правой вытирал рот. Рот был тонкогубый, безвольный, растягивающийся в довольной ухмылке, папка — внушительная, красная, с суровым грифом: «Совершенно секретно. Хранить вечно».

— Ну-с, товарищ стажёр, давайте-ка покончим с формальностями. — Куратор подошёл к разделочному столу, смёл на пол ошмётки, положил папку и неожиданно бодро подмигнул. — Читайте внимательно, подписывайте, где надо. Вот ручка.

После визита в кладовую он резко переменился. Как-то разом подобрел, сделался проще, в глазах появилось нечто человеческое. Он даже вроде бы стал выше ростом — скинул, видимо, с плеч бремя субординации.

— Есть читать внимательно. — Варенцова подошла, вытерла руки, развязала бантик завязок. — И подписывать, где надо.

В папке был белоснежный, похрустывающий, как стобаксовая купюра, лист бумаги. На нём имелся герб, всё тот же суровый гриф и с десяток пунктов, где Варенцовой грозили, если вдруг что не так, снять с плеч погоны вместе с головой. Документ был составлен с умом и по идее создателей должен был пробирать до нутра. И пробирал, наверное, но только не Варенцову. «Ну снимут, дальше-то что? Большая потеря…»

Не дрогнув, поставила она подпись (а если бы предполагалось, что дрогнет, навряд ли бы её сюда пригласили), вернула папочку Петру Петровичу, и тот понёс страшный документ назад в кладовку. Оттуда он возвратился не скоро. И опять — вытирая рот. Зачем-то подмигнул Оксане, покашлял, важно подошёл к котлу, помешал, взял пробу, сплюнул на пол, сказал: «Несолёно» — и начал секретный разговор.

Само собой, начал тактично, издалека тщательно дозируя служебную информацию. После двух визитов в кладовую дозировать ему явно сделалось трудновато, но он не сдавался.

Из его речи Оксана вскоре узнала, что в мире, оказывается, полным-полно всякой сволочи. («В самом деле? — вежливо кивала Оксана. — Кто бы мог подумать, вот ужас-то».) «Алькайда», Бен Ладен, ваххабиты… И так далее, на каждую букву алфавита по несколько штук, всех сразу и не упомнишь. Однако главное зло, сказывается, не в них. Есть нечто существенно худшее. И откуда растут ноги у этого существенно худшего, до сих пор выяснить не удалось.

Поначалу всерьёз грешили на инопланетян, но версия не прокатила. Тут, как выяснилось, думать надо было не о том, как вперёд всех инопланетные технологии к рукам себе прибрать, а о том, как всем вместе спасаться. Так что Кремль и Капитолий, посовещавшись, пожали ручки и учредили интернационал. Наши, ваши — теперь все свои, потому что люди. Максим вот Максимович, к примеру, американец, даром что по-русски — хоть диктором на центральное телевидение. И не простой американец, служил генералом при знаменитом Ангаре-51.[84] Майор-истопник приехал из Англии, а сам Пётр Петрович происходил из-под Пскова.

(«Тьфу на тебя, — подумала Варенцова. — Тоже мне, выискался скобарь. Не такими Петрами Петровичами Псков веками стоял…»)