Джокер

Мерно постукивали ходики, в комнате было светло, на ногах безмятежно спал нагулявшийся Тихон, за окном разгоралось солнце нового летнего дня. Лес с рыжиками, туман, поле, аисты, секач-терминатор… Некоторое время Оксана смотрела в потолок, силясь понять, хотелось ей туда или не хотелось.

Часы показывали без двадцати семь — вроде рановато для завтрака. Варенцова прислушалась и поняла, что хозяева были уже на ногах. Она оделась и выглянула на балкон.

Небо было ясным, грядки и трава искрились росой.

«И кто только его выдумал, этот город? — неуважительно подумала Оксана о царственном Питере. — Как там вообще жить можно?.. Вот возьму и насовсем сюда перееду. По соседству домик куплю…»

Вчерашняя мистическая бредятина с потусторонними кознями и чтением мыслей плавала в том же подпространстве, что и бабушка, топчущая ногами сухую ветвь. Проснёшься — и скоро забудешь, особенно если никому не рассказывать…

Пока она силилась очистить свою личную реальность от ирреального, внизу во дворе появился Васечка. Сверху он напоминал атомную бомбу, какой её изображали на плакатах «Империализму — нет!». И обводами, и несомненной разрушительной мощью. Хрюкнув что-то приветственное Забелину, катившему через двор тачку, кабан неспешно приблизился к свинарнику, рылом открыл дверь и с достоинством вошёл.

Вот и рассуждай тут, что действительно приснилось, а что нет.

Оксана вздрогнула на утреннем ветерке, вернулась в комнату, подхватила на руки сонного Тишку, зарылась носом в родную рыжую шёрстку.

В это время в дверь постучали, и на пороге появилась Марьяна.

— Доброе утро, Оксана Викторовна, а я будить вас, завтрак через полчаса. Не опаздывайте, а то яишенка опадёт.

— Спасибо, Марьяна, спасибо, — кивнула, улыбаясь, Варенцова. — Не опоздаю.

Яишенка была какую ещё надо суметь сготовить: омлет в три пальца толщиной. С луком, ветчиной, зеленью и жареными молодыми помидорами. А ещё… ещё на столе стояла плошка с рыжиками. С отборными, горловыми, вкуснейшими рыжиками из далёкого Оксаниного детства. Приготовленными, как порох, при посредстве селитры.[107] Случайно?.. Или пора было напрочь отвыкать от веры в случайности?..

— Да не торопитесь вы, Оксана Викторовна, — заметив, как она поглядывала на стенные часы, усмехнулась Марьяна. — Лучше ещё пирожок скушайте. Пётр Петрович сегодня не позвонит, не до вас ему.

Зелёные глаза женщины сверкнули презрительным торжеством.

— Ага, не до вас, — веско подтвердил Забелин. — Было принято решение подложить ему свинью. — Кашлянул, хмыкнул, помолчал, выдержал Оксанин взгляд. — И теперь всем легче. И в первую очередь ему самому. После того как тебе дадут сыворотку страха, делается легче принять решение и уйти…

— Сыворотку страха? — вяло переспросила Варенцова. «А что, если есть сыворотка правды, почему не быть и такой? Наука умеет много гитик.»[108]

Стыдно сказать, но Петра Петровича ей было совершенно не жалко. Жалко было другого — что не довелось самой заехать ему в морду. А потом и Максиму Максимовичу. Да так, чтобы морда — сразу вдрызг.

— Фармакология тут ни при чём, — налила себе заварки Марьяна. — Дело в душе, в человеческой сути. В наших душах всегда присутствует страх, он полезен и даже жизненно необходим. Вопрос только в том, насколько человек может его контролировать. Все чего-то боятся, только ведут себя очень по-разному, один как герой, другой — как мокрица.

Оксана кивнула. Ей ли было не знать!

— Так вот, — Марьяна со вкусом отпила чаю, — сыворотка страха существует, конечно, не для героев. Она, скажем так, вытаскивает наружу сущность мокрицы. В смысле, делает смутные фобии реальными и ощутимыми. На животе у человека вырастает прозрачный пузырь, в котором плавает червячок. Жрёт, растёт, норовит прогрызть дырку вовнутрь… И прогрызёт, если человек не будет во всём слушаться тех, кто ему сыворотку приготовил.

— И, по сути, нет большой разницы, воображаемый этот червячок или настоящий, — примирила Варенцова реальное с ирреальным. — И все-таки, кто это «они»? Нельзя ли поподробней?

В сухом остатке услышанное означало: бить морду Петру Петровичу стало неактуально. Ушёл себе и ушёл. А вот Максиму бы Максимовичу…

— Подробней нельзя, — сказал на полном серьёзе Забелин. — Слишком много информации сразу — плохо, играть неинтересно. И потом, главное вы уже знаете. Ни под каким видом не входить и не брать ничего из вашего номера. — Он посмотрел на часы и поднялся из-за стола. — Могу подвезти вас до площади. В ногах правды нет. Ещё успеете их по колено стоптать…

Дождавшись, пока он уйдёт раскочегаривать «Ниву», Марьяна вытащила из уха серёжку:

— Вот, Оксана Викторовна, цепляйте. Мало ли что в жизни бывает, вдруг пригодится…

Серёжка была невзрачная, с блёклым камушком. Брось такую на улице, не всякий и нагнётся поднять.

— Ой, а у меня уши не проколоты, — смутилась Варенцова.

Серёжка была, ясен пень, не простая. «Небось потрёшь её и… И что будет? Васечка на выручку прибежит?..» Почему-то она стеснялась спросить.