Джокертаунская комбинация

Бренан почувствовал, что не испытывает благодарности. Он получил назад Дженифер. Но он смотрел вниз, на растерзанное тело Брута, и знал, что мир все так же полон неисчислимых страданий и несправедливости и, что бы он ни сделал, он не сможет изменить это.

След покачала головой.

– Тебе очень трудно угодить, – сказала она мягко.

– Думаю, да, – признал он. – Это ты надула джокеров, принесших сюда Брута?

– Это было просто, – сказала След. – Все, что я делаю, очень просто.

– Насколько ты присутствовала в том месте, – спросил Бренан, – и на сколько оно было реально?

– Ты так и не усвоил урок о реальности? – спросила След.

– Не знаю, – ответил Бренан. – Мне лишь хотелось бы, чтоб он не был таким трудным.

– Он настолько труден, насколько ты сделал его таким, – сказала След голосом его матери. – Иногда ничего невозможно сделать, чтоб он стал легче. Иногда возможно.

Дверь распахнулась, и в палату влетел доктор Тахион.

– Что происходит? – требовательно спросил он. – Люди видели, как отсюда выбежал странный джокер…

Он осмотрелся вокруг, искренне озадаченный.

– Что я пропустил?

Бренан посмотрел на него. Пришла пора сделать некоторые вещи проще. Он подошел к Тахиону и пожал ему руку.

– Конец одной эпохи, старый друг, и начало новой.

Стивен Лей Искушение Иеронима Блоута

II

У меня есть сон.

На самом деле у меня их несколько. Полагаю, именно это выгодно отличает правителя-подростка от старого короля, верно? Они очень странные, мои сны: гораздо более бескомпромиссные и сюрреалистические, чем те, что посещали меня до того, как по мне ударил вирус дикой карты. Но после этого я полюбил художников, способных выворачивать реальность наизнанку и создавать свои собственные миры: Дали, Босх, Шагал.

Прошлой ночью я опять видел сон.

Дело было в административном здании (а где еще это могло случиться, а?). Но это старое место изменилось. Камень и кирпич обернулись стеклом. Это был прекрасный, хрустально-прозрачный дворец, из недр которого я вновь мог видеть мир. Солнечный свет падал на него и расплескивался радугой.

Я тоже изменился. Я был кем-то другим. Не Блоутом. Я стоял на своих ногах, и мое тело было восхитительным, мускулистым чудом. Келли, блистательная и манящая, как сказочная принцесса, стояла рядом. Ее мысли уже не источали жалость, но были полны любви и доверия ко мне. Вместе мы шли по дворцу, удивляясь его красоте.

Кафка в холле преклонил колени при нашем приближении, он подключал тот генератор, на необходимости которого он продолжает настаивать. Провода под напряжением опутывали его всего.

Затем я заметил, что яркий свет сыграл со мной шутку. Это были не провода. Холл был переполнен джокерами, они стояли вплотную друг к другу. Они кричали мне и махали руками и тентаклями, и нитями, и антеннами и продолжали кричать: «Здесь нет места! Здесь больше нет места!»

Я выглянул наружу и увидел это – о боже мой! – они были правы. Из окна я видел, что весь Рокс стал таким – живым, колышущимся ковром из джокеров, протянувшимся от края до края, вплоть до маслянистых волн залива.

Я закричал им всем. Мой голос был голосом короля, глубоким и чарующим. А не ломающимся голосом мальчика-подростка, каким он был на самом деле.

– Я создам для вас новый дом! – сказал я им. – Я сделаю это для вас!

Келли захлопала в ладоши. Джокеры кричали, ликуя.

Но Кафка взглянул на меня из-за генератора.

– Они тебе не позволят, – сказал он мягко.

Толпа джокеров взревела, соглашаясь. Я знал, что это те самые, извечные для джокеров «они» – натуралы, которые ненавидят нас, и тузы-ренегаты, ставшие оружием против своих же.

– Моя Стена держит их на расстоянии, – убежденно сказал я, кивнув. Кафка вздохнул.

Вдруг я почувствовал озноб. Поднял взгляд и увидел, что крыша здания исчезла. Выше зимний ветер швырял пригоршни грязного мокрого снега из скученных, стремительно мчащихся облаков. Снег собирался в сугробы вокруг, падал на мое огромное тело – я снова стал Блоутом. Келли, с отвращением на лице, вбежала в холл. Я испугался. Я почувствовал себя более беспомощным, чем когда-либо, я ведь знал, что Стена не удержит падающий снег.

– Стены недостаточно, – сказал мне Кафка. – Недостаточно. Для джамперов. Моей армии джокеров.

– Недостаточно.

Ветер выл и безумно смеялся. Мокрый снег со свистом вился вокруг колонн холла, между опор, поддерживавших пол, чтоб тот выдерживал мой вес…

И я проснулся. Мое огромное тело дрожало так, что все здание тряслось в унисон. Все охранники уставились на меня, а запах моих испражнений…

Ну, вы поняли.

Черт, сны должны становиться убежищем. Мне должно сниться, что у меня нормальное тело или еще какие-нибудь постпубертатные, влажные сны о Келли.

Каждому джокеру нужно убежище. А я не могу найти его даже во сне.

* * *

Я решил поговорить с Молли Болт, а не с Блезом: я мог слышать отзвуки разумов и знал, что Блез занят.

Ну, ладно. Буду честен. Это слабое оправдание. Я поговорил с Молли, потому что мне на самом деле не нравится Блез.

Но даже Молли не слушала меня как следует. Она говорила сама с собой, и я слышал ее мысли дважды. Ты дурак, Блоут. Слабак.