Джокертаунская комбинация

Какой-то социальный работник дал ей маленького розового плюшевого слона в одном из этих мрачных, холодных мест с громким эхом. Теперь он лежал на металлической кровати распоротый, его ватные внутренности были разбросаны повсюду.

Слезы наполнили ее глаза. Она не понимала. Не понимала издевательств и смешков других девочек, заботу докторов, заставлявшую верить в лучшее, грубое безразличие обслуживающего персонала, который на самом деле делал для нее столько, сколько не делал больше никто. Она выросла в любви, теплоте, в постоянном ощущении счастливой безопасности. И лишь теперь, спустя несколько месяцев, она научилась ценить безразличие. Она начала собирать разбросанные части мягкой игрушки.

Она не понимала, что делает здесь. Другие девочки говорили, что попали сюда потому, что делали плохие вещи, но она никогда не делала ничего плохого. Ее папа всегда говорил, что она хорошая девочка. Доктора говорили, что она особенная. Когда она спрашивала, не поэтому ли ее держат здесь, они отвечали – нет, это потому, что твой папа был плохим человеком.

Она всхлипнула. Ее папа не был плохим человеком. Он был папой.

Она бросилась на кровать. Ее соседки по комнате не было. Та не нравилась ей. Она к ней не приставала. Она вообще не обращала внимания на нее.

Слезы душили ее. Больше всего она скучала по папе, высокому и сильному, всегда готовому прийти на помощь. Он не был плохим человеком. И она знала, что он не оставит ее здесь навсегда. Однажды он придет за ней. Что бы ни случилось.

А голос в ее голове твердил ей: ты то, что говорят о тебе другие девочки. Просто дура. Ты останешься здесь на веки вечные.

Одна.

Она прижала печальную пустую голову слона к щеке. Его черные зрачки в пластиковых глазах закатились. Она прижала его к себе и провалилась в сон, оплакивая смерть своего друга.

Запрокинув голову, чтобы позволить утреннему ветерку ерошить его рыжие, коротко остриженные волосы своими вонючими пальцами, Блез шел по серой свалке Рокса. Он только что прибыл с Харон Экспрессом из очередного ночного набега джамперов. Просто случайная поездка, чтобы посмотреть, как поживают их инвестиции в недвижимость Манхэттена, и сейчас он был на вершине мира.

Ты всегда читал мне лекции о надлежащем использовании силы, дедушка, думал он, и его улыбка становилась резкой и отталкивающей. И я должен отдать должное: ты действительно научил меня этому.

Он подумал, что, возможно, пришло время спуститься на нижние этажи медицинского корпуса, чтобы получить новые уроки использования силы. Он все еще был довольно бодр, с его шестнадцатилетней выносливостью, а эти прогулки в город всегда оставляли его несколько неудовлетворенным, они казались слишком скучны. Его джамперы были слишком просты, по-американски просты. Это не значит, что он не разделял их веселья. Просто их забав ему не хватало надолго.

И он хотел большего. Испытать на прочность холеное тело дочери миллионера, заставив его хозяйку смотреть на это, было приятно. Но как правило, это лишь разжигало его аппетит, натянутый и тугой, словно кожа на ребрах голодного. Он мог вкусить настоящей власти. Вот чего он хотел от своих жертв, вот по какому принципу он выбирал их.

Он устал дегустировать их по одному. Это было все равно что есть суп через соломинку. Он завернул за угол. Справа река лизала берег, словно зализывала рану. Узел перепутанных семенных коробок дрейфовал по холодному сырому песку к столикам для еды, серые формы были едва различимы в неверном свете. Он не обращал на них внимания. Это был просто мусор, который этот дурак Блоут так заботливо прижимал к своей груди, или что там у него было. Джокеры, монстры для чувствительного таксианца. Блез унаследовал многое от деда: благодаря или вопреки ему, натуралы казались ему не намного привлекательнее. Тот сорт отбросов, который он с удовольствие пнул бы, если б увидел спящим на улице, пропитанной выхлопами и лишенной освещения, доведись ему родиться обычным человеком.

Потом Блез увидел его.

В первой вспышке узнавания он отшатнулся от нескладной формы косо посаженной головы и вздернутых плеч, возвышающихся над потоком мусора. Ужас вопил в голове Блеза и бился в виски, словно обезумевшая птица, желающая выбраться на свободу. Прыжком, достойным мастера боевых искусств, Блез разделил себя и это кошмарное видение холодными стенами здания. Горящее небо, он мог увидеть меня.

– Блез?

Словно нежный нож, голос обрезал стук в его висках. Он поднял взгляд и увидел КейСи, странно обрамленную его коленями, понял, что сжался в комок, припав спиной к холодной цементной стене.

– Блез, в чем дело? Выглядишь так, будто тебя сейчас вывернет наизнанку.

Он почувствовал укол ярости, и желтый ледоруб прошел сквозь пульсирующий фиолетовый туман в его мозгу. Как смеет она вмешиваться? Как смеет она спрашивать? Но ярость вспыхнула и исчезла, как искры от огня, разожженного в бочке.