Джон Браун

— Завтра мы выезжаем, — начал он, твердо глядя людям в глаза, — нужно, чтобы вы кое-что узнали перед отъездом. Дело в том, что мы больше не вернемся воевать в Канзас… Мы не будем сражаться и в Миссури. Путь наш лежит на юг. Когда мы выучимся воевать, мы отправимся уничтожать рабство в Виргинию.

Они стояли ошеломленные. Это было, как гром. Поднялся ропот, раздались крики:

— Это безумие!

— Вы нас подвели!

— Чепуха, пусть идет, кто хочет…

Браун молча выждал, пока они успокоились. Первым опомнился Каги и придвинулся к нему:

— Дайте досказать капитану.

(Так они теперь звали Брауна.)

— Двадцать лет я мечтал освободить рабов. Эта мысль владела мной, как страсть. Теперь час настал. Завтра мы сделаем первый шаг по этому пути. Я вас не неволю: вы можете идти или оставаться, как вам вздумается. Но не давайте мне легкомысленных обещаний: если вы последуете за мной, будьте готовы ко всему, Вы знаете, какое дело нам предстоит: оно потребует от нас многих жертв и напряжения всех наших сил. Я даю вам на размышление ночь. На рассвете мы выступаем.

В эту ночь никто не ложился. То в одном, то в другом углу хижины вспыхивали споры. Многие считали, что Канзас важнее и что там предстоит еще серьезная борьба. Но Браун нарисовал им такую картину их выступления в Виргинии, перед которой канзасская война показалась детской затеей.

И на рассвете следующего дня два фургона выехали из Тэбора: в них ехали Джон Браун и десять «студентов».

Стояла суровая зима. Четыре недели они пересекали заснеженные степи Айовы. Снег слепил им глаза, и ледяной ветер студил, казалось, самое сердце.

Ночью они останавливались среди снежной пустыни и разжигали костер. Еды было мало, приходилось экономить продукты, но молодежь не роптала: было в этом путешествии что-то такое, что заставляло каждого подтягиваться, пренебрегать неудобствами и крепко засыпать на снегу под колыбельную песню, пропетую волками. Каждый чувствовал себя отныне носителем великой идеи, и это поддерживало непрестанное внутреннее горение.

Уже в пути начались занятия. Оуэн Браун записывает в своем дневнике: «Горячие споры о том, как отзовется освобождение рабов на южных штатах, на северных, на торговле и промышленности, также на британских провинциях. Откуда пришла наша цивилизация? Разговор о предрассудках насчет цвета кожи. Вопрос, предложенный для обсуждения: величайший полководец — Вашингтон или Наполеон».

В этих спорах, часто наивных и неумелых, высказывалась вся их непосредственность и неискушенность. Десять юношей готовились строить новый мир и хотели постигнуть все, что может им для этого понадобиться. Они стали заметно серьезней: школа должна была сделать из них не только солдат, но вождей, организаторов и будущих политических деятелей. Ответственность тяжело легла на их плечи. Даже Лимен прекратил свои шутовские выходки.

Иногда перед сном они пели. Бархатный бас Стевенса затягивал старинный негритянский гимн — «Раб узрел Полярную звезду», и ему вторил ясный голос Брауна. Постепенно присоединялись остальные, и странно звучало посреди снегов это пение, в которое иногда врывалась протяжная дикая нота: то выли голодные степные волки.

В новогоднюю ночь разразилась метель, и путешественники еле отыскали дорогу в Спрингдель. Это был тихий квакерский поселок, в котором Браун решил обосноваться. Под «школу» сняли ферму квакера Мэксона. Мэксон не задавал никаких вопросов: он стоял за мир, но в то же время ненавидел рабовладение. Как и все остальные жители поселка, он думал, что Браун готовит свой отряд для Канзаса. Поэтому никто не удивлялся, когда за фермой Мэксона в определенные часы начиналась частая ружейная стрельба: «студенты» учились стрелять.

Школа в Спрингделе, штат Айова. (Позднейшая фотография).

Джон Браун уводил их к холмам позади селения и там указывал на естественные укрепления. Они учились брать возвышенности и обороняться от воображаемого врага. Капитан показал им, как строятся удобные траншеи. В холодные или дождливые дни они сидели дома, изучая «Руководство» или беседуя на политические темы. Они организовали «пробное правительство» и набрасывали проекты законов для будущих свободных штатов.

Джон Браун пишет Сэнборну: «Я хотел бы достать для моих молодых людей несколько экземпляров «Плутарха», Ирвингову «Жизнь Вашингтона», лучшую биографию Наполеона и другие подобные книги, вместе с картами и статистическими таблицами штатов».

Он придумывает для учеников систему поощрения и просит, чтобы Сэнборн прислал ему пуговицы и нашивки, которые он сможет раздавать как знаки отличия.

Но проходила зима, а с ней вместе иссякал энтузиазм «студентов». Они томились и начинали скучать; им не хватало реальной борьбы. Холостые выстрелы за фермой перестали их удовлетворять. Тид и Моффет пришли к Брауну: когда же, наконец, кончится эта проклятая игра в прятки, когда они выступят?

— Терпение, Моффет, я ждал целых двадцать лет.