Его вклад очевиден в области общественного финансирования и экономической политики. Здесь он сделал больше, чем просто показал спектакль. Возможно, за исключением Вудро Вильсона, ни один президент XX века не может сравниться с Кеннеди в его интеллектуальном и практическом понимании этой стороны управления, в этом отношении он был очень похож на своего отца Джо Кеннеди. Он видел разумные достоинства советов, которые ему давали профессионалы, такие, как Геллер и Гелбрэйт, он видел необходимость выбора между ними, когда их рекомендации разнились (не для него была беззаботная вера Франклина Рузвельта в то, что всех подобных противоречий можно избежать), у него было достаточно самоуважения, чтобы выбрать, и более чем достаточно политического чутья, чтобы предвидеть, какое влияние окажут его решения. В экономической политике он был кейнсианцем, но в финансовых вопросах — прижимистым консерватором, и это, будучи слабостью гораздо менее, чем полагали его более академически мыслящие советники, являлось именно тем, что было нужно Америке. Снижение налогов оказалось экономическим стимулом, который помогал поддерживать быстрый подъем в годы Джонсона, но бережливость Кеннеди, которая держала расход финансов общества под контролем, обещала снизить инфляцию и тем самым оградить подъем от окончательного сползания в банкротство. Для Соединенных Штатов было большой неудачей, что ни Джонсон, ни Никсон, ни (прежде всего) Рейган не следовали в этом вопросе столь же настойчиво, как Кеннеди[351]
. Он рассматривал силу доллара, баланс торговли и платежный баланс как серьезные вещи и строил свою политику соответственно. Отдавая дань другим мнениям, было бы излишним обсуждать, могла ли его политика предотвратить кризис 70-х годов (к тому времени при любых обстоятельствах его срок президентства уже подошел бы к концу), но не нуждается в доказательстве то, что в его время она работала, и работала, как и должно было быть, гораздо лучше, чем политика Эйзенхауэра. Что касается внешней политики, то те, кто знает, как плохо могут идти дела, согласятся, что он кое-что сделал и в этой области, и его достижения, надо сказать, не столь малы. Процветание при Кеннеди было подлинным, и вклад в него со стороны Кеннеди был значителен.Нет необходимости повторять довод 6-ой главы, касающейся Кеннеди и гражданских прав, но, возможно, стоит перенести внимание на то, что похвала и вина немного шире этого замечания. Соединенные Штаты дошли до момента решения, результатом которого стали содержательные законы о гражданских правах и избирательном праве. Никсон имел похвальное намерение относительно голосования расистов на Юге, но даже он, если бы его выбрали в 1960 году, был бы вынужден принять Закон о гражданских правах, в противном случае он рисковал проиграть выборы 1984 года. Линдон Джонсон провел закон через конгресс, и в 1965 году — также Закон об избирательном праве. Действия Кеннеди поучительны прежде всего в том смысле, что они могут рассказать, как он улаживал отношения между Вашингтоном, движением гражданских прав, правительствами южных штатов и пещерами, которые в этом участвовали. Затем наступило время кризиса, которое явилось безжалостной проверкой для народа и его институтов и показало им, чего они стоили. Было бы трудно утверждать, что братья Кеннеди преодолели испытание с честью.
Реформа обеспечения психически больных была единственным, почти исключительным достижением Кеннеди: этого бы не произошло, если бы на выборах 1960 года был избран кто-то другой (даже если бы сенатор Кеннеди выдвинул такое предложение, как сенатор Кефаувер свое о медицинских препаратах, это, в конце концов, вероятно, попало бы в свод законов). Это был такого рода вопрос, который Кеннеди особенно нравился, ему хотелось быть хорошо информированным о существенных предложениях, касающихся улучшения и реформ, давать им ход с соответствующим красноречием и успешно проводить их через конгресс. Его отношение напоминало позицию просвещенных монархов XVIII века, и если бы он жил в спокойные времена, то, без сомнения, вспомнил бы, как гуманный и практичный государственный деятель, лишенный иллюзий, что Небесное царство находится сразу же за поворотом, но с твердой верой в способность демократического руководства непрерывно продолжал бы улучшать мир. Как бы то ни было, он жил от кризиса до кризиса, и уже только это личное стремление характеризует его достаточно, что прежде всего проявилось в его речах.