Джон Кипящий Котелок

Золото уже лежало в сейфе. Щелкнув замком, Грешам выпрямился и положил мне руку на плечо.

— Эх, Шерберн! — произнес горестно. — Если бы ты только знал, какой изворотливый дьявол этот индеец! Но скажи-ка лучше, полегчало тебе теперь?

Вместо того чтобы сразу ответить, я повел его в мою комнату, где продемонстрировал куртку, разодранную у рукава, и объяснил, что лишь по чистой случайности дыра в ней, а не у меня меж ребер.

Слушая меня, Грешам содрогнулся. Потом попросил:

— Дай-ка еще раз взглянуть. — Он долго рассматривал разрез, а затем, раздвинув его большим и указательным пальцами, высказал предположение: — Н-да, Шерберн, судя по всему, тяжелый был нож, и метнули его сильно. Видишь, он не только вспорол ткань, но и порядком ее растянул.

— Я едва удержался на ногах…

— Попади он в тебя, воткнулся бы по самую рукоятку, даже сквозь кость наверняка прошел бы! Однако же везучий ты, Шерберн!

— Да, мне повезло остаться в живых. Но разве то, что занесло меня сюда, в Эмити, можно назвать везением? — посетовал я.

— А нож где?

— На стуле, — кивнул я не глядя.

— На котором? — удивленно спросил Грешам, шагнув к указанному мною стулу и отодвигая его, чтобы посмотреть, не упало ли оружие на пол.

Я отчетливо помнил, что положил нож на стул, но теперь, бросившись к нему, столь же отчетливо видел, что его там нет!

— Грешам! — прохрипел я. — Тот негодяй, что пытался всадить в меня нож, имел наглость вернуться и выкрасть его из моей комнаты!

Тут уж и Питер переполошился, да так, что заговорил шепотом:

— Тогда можешь не сомневаться, что это самолично Красный Коршун нанес тебе визит. Кроме него, никто на свете не дерзнул бы вернуться сюда из-за ножа! Впрочем, только ли за этим он приходил?

— И этого достаточно! — простонал я. — Ведь нож был уликой, которая могла навести на его след!

Глава 31 Я ОТПРАВЛЯЮСЬ В ДОЛИНУ СВЕРЧКОВ

Думаю, теперь вы не удивитесь, что я покинул Эмити с легким сердцем. Впрочем, это было не совсем так, потому что на сердце тяжелым камнем лежала тоска по Дженни Лэнгхорн. Но уговор с Оливером Клементом гнал в тупик, а кроме того, этот чертов городишко с каждым днем угнетал меня все больше и больше. Я уже не видел в толпе ни одного честного лица. Лишь Грешам не вызывал у меня никаких сомнений. Моя вера в него была незыблема как скала, а в сравнении с ним все остальные тем более казались подлецами. Да, был еще старый Доктор! Конечно же мой приятель из Луизианы вполне заслуживал доверия, хотя и он был не без греха, но грешил только по мелочам.

Было в нем нечто такое, что я называю блошиной вредностью. Подозреваю, что в важных вещах он был сама честность и, как большинство мелких пакостников, вряд ли пошел бы на серьезное преступление. Такой человек никогда не причинит ближнему большого вреда; его никакими силами не заставишь похитить бриллиантовое колье за миллион долларов — даже с полной гарантией того, что он не будет пойман. Однако повернись у него в голове какой-то винтик, и он, рискуя свернуть шею, полезет к соседу в курятник.

Определенно Доктор принадлежал к числу именно таких людей. Время от времени шкодил, но душа его была чиста. Таким я его представлял, и тут, наверное, определенную роль сыграло то, что мы с ним были из одного штата.

Позднее в тот вечер, собравшись с духом, я присел за стол и написал следующую записку:

«Дорогой Грешам!

Хочу написать тебе то, чего не решился бы сказать при встрече. Мы с тобой заспорили бы, а я как спорщик не гожусь тебе и в подметки.

В общем, я должен убираться из Эмити. Уверен, что уже не вернусь.

Во-первых, мне надоел этот городок, а во-вторых, опостылила работа. Хочется начать другую жизнь.

Наверное, ты разочаруешься во мне, но знай, я лишь потому так долго не сдавался, что ты в меня верил.

Желаю тебе удачи, на тот случай, если ты меня большее не увидишь, как, вероятно, и будет. Прошу лишь об одном: думай обо мне чуть лучше, чем станут говорить другие.

Не поминай лихом.

Шерберн».

Я вложил письмо в конверт и запечатал его. Оно было написано в счастливую минуту. Не хотелось бы предвосхищать конец моего повествования, но все же именно на этом месте должен сказать: если бы мое послание нельзя было истолковать двояко, я не дожил бы до сегодняшнего дня и, естественно, не смог бы рассказать обо всем, что случилось впоследствии.

Оставив письмо на столе, я вышел из дому. В предрассветной мгле направился в конюшню в дальнем крыле отеля, где, чуть поколебавшись в выборе коня, оседлал пегого, хотя у него был жестоко ободран бок, ссадины едва покрылись коркой. Но после вчерашнего приключения посчитал, что этот мустанг приносит мне удачу.

Затем я погнал его рысью из Эмити, а на склоне ближайшего холма развернулся и посмотрел на город, мирно дремлющий в первых лучах восходящего солнца. Да, ранним утром этот городок казался тихим и спокойным, но я знал, какие он видит сны, и, представив это, поежился. У меня почти не было сомнений, что где-то там, в одном из домиков, скрывается под чужой личиной Красный Коршун. От одной этой мысли уже становилось не по себе.