Джон Брауэр, организатор фестиваля, уже в течение нескольких месяцев работал над подготовкой сценического апофеоза Джона Леннона. Как только Джон объявил о проведении этого мероприятия, Брауэр отвез его в имение Ронни Хокинса, которое располагалось неподалеку от торонтского аэропорта. Хокинс, бывший некогда звездой рок-н-ролла (его группа «Хокс» одно время включала в себя всех музыкантов созданной позднее группы «The Band»
[159]), как раз пытался вновь вернуться на сцену на волне возрождения интереса к старому рок-н-роллу. Его представитель по связям с общественностью канадский журналист Ричи Йорк объединился с Джоном Брауэром для продюсирования фестиваля.Не успели Ленноны подъехать к дому Хокинса, как обнаружили, что за ними на территорию усадьбы проникли фотограф и репортер. Это вывело из себя темпераментного Брауэра, который поклялся оградить своих звезд от репортеров. Выскочив из лимузина, он набросился на журналистов с кулаками и так сильно врезал фотографу, что выбил ему пять зубов и сломал челюсть. «ФЕСТИВАЛЬ МИРА НАЧАЛСЯ С ДРАКИ НА ФЕРМЕ РОННИ ХОКИНСА» -под такими заголовками вышли на следующее утро все местные газеты. Одним ударом Брауэр раскрыл секрет тайного убежища Леннона, так что любой желающий легко мог очутиться у порога этого дома.
Как только Джон и Йоко оказались внутри особняка, выполненного в псевдотьюдорском стиле, они перевернули там все вверх дном. К дому были подведены три дополнительные телефонные линии, одна из которых обеспечивала прямую связь с «Эппл» и была задействована двадцать четыре часа в сутки (в то время международная связь осуществлялась только через телефонисток). На кухне постоянно дежурили два повара-диетолога, готовые в любую минуту приготовить для Леннонов специальную пищу, состоявшую в основном из черного риса и проросшей сои. Журналисты и радиокомментаторы приезжали и уезжали целыми группами, поскольку Джон и Иоко ни на минуту не прекращали работать. Ронни Хокинсу пришлось пережить немало неприятных моментов, начиная с того, что как-то он застал своих детей за созерцанием эротических литографий Леннона, и кончая тем, что в один прекрасный день обнаружилось, что знаменитые гости улеглись спать, не закрыв кран в ванной, так что в результате на кухне обвалился потолок.
Что касается Джона, то он был в ярости от того, что Элвис упорно не отвечал на его телефонные звонки.
За несколько дней до Рождества Джон встретился в торонтском университете с одним из отцов поп-культуры Маршаллом Маклуганом. Их беседа показала, с каким блеском умел отстаивать свое мнение Джон Леннон в спорах с самыми ловкими и утонченными интеллектуалами. «Устная речь есть не что иное, как форма организованного заикания, — с ходу начал Маклуган. — Когда вы говорите, то буквально разрубаете произносимые звуки на части. А когда поете, заикание пропадает, так как пение достигается путем растягивания речи на продолжительные гармоничные схемы и циклы. А каково ваше мнение относительно роли речи в песнях?» После такого начала большинство собеседников потеряли бы дар речи. Но только не Джон Леннон.
«Помимо того, что для меня и речь и песня — не больше, чем чистой воды вибрации, — не моргнув глазом, ответил он, — они являются еще и средством описания мечты. А поскольку мы не обладаем телепатическими способностями, то стараемся описать друг другу свою мечту словами, чтобы подтвердить, что знаем о том, что находится в голове у собеседника. А мысль о заикании совершенно справедлива, так как мы не способны выразить то, что хотим. Что бы мы ни говорили, это никогда не соответствует тому, что мы хотим сказать».
Следующей встречей на высшем уровне была аудиенция у Пьера Трюдо в Оттаве, которой предшествовала целая неделя напряженных переговоров. Брауэр отдавал себе отчет в необходимости тесного сотрудничества с правительством провинции Онтарио по подготовке фестиваля и надеялся, что после встречи с Ленноном премьер-министр даст ему свое благословение. А Трюдо, со своей стороны, позволил убедить себя в том, что он заинтересован во встрече с Ленноном, олицетворявшим в тот момент интересы молодежи всего мира.
Для того чтобы избежать ненужной шумихи, было решено не сообщать о предстоящей встрече вплоть до последней минуты. 22 декабря в десять тридцать утра средства массовой информации были извещены о том, что Пьер Трюдо намерен принять Джона Леннона и Йоко Оно. Около пятидесяти фотографов немедленно собрались перед зданием парламента. По такому торжественному случаю Леннон был одет во все черное: черный костюм от Кардена, широкий черный шелковый галстук и черный плащ нараспашку. В присутствии фотографов Трюдо пожал руку Леннону, обнял Иоко, а затем попросил представителей прессы удалиться и остался наедине со своими гостями.