Джон Леннон

Никогда прежде Джон и Йоко не были так далеки друг от друга, как в декабре 1974 года. Зная, что для Йоко телефон всегда являлся чем-то вроде спасательного троса, Джон или отказывался отвечать на ее звонки или бросал трубку в середине разговора. Но гораздо больше, чем эти откровенные оскорбления, Йоко беспокоила стабильность в лагере противника, в частности известие о том, что Джон и Мэй собираются купить себе дом в Монтауке. Это означало, что дело приняло серьезный оборот. Наступил момент, когда Йоко должна была перейти в широкомасштабное наступление.

Словно умудренный опытом генерал, она предпочла для начала отступить. Иоко перестала названивать Джону и уехала в Калифорнию, где у нее практически не было знакомых. Вернувшись в Нью-Йорк 10 января 1975 года, она позвонила Джону и объявила, что открыла новый радикальный метод, избавляющий от курения. То же самое обещал в свое время Джону Тони Кокс, когда хотел познакомить его с Доном Хэмриком; мало того, на этот раз Иоко предлагала тот же самый метод — гипноз. Если это не удалось Хэмрику, то почему кто-то другой должен добиться успеха?

Но Леннон не стал поднимать этот вопрос. Он был готов попробовать все, что угодно, лишь бы избавиться от ужасного кашля, который появился у него как следствие двух пачек «Голуаз» в день. Для того чтобы еще больше разжечь интерес Джона, Иоко принялась играть с ним в кошки-мышки: она звонила ему и сообщала, что договорилась о встрече со специалистом по борьбе с табакокурением, а затем перезванивала через пару дней, чтобы сообщить, что встреча перенесена. Так продолжалось в течение двух недель, после чего Мэй Пэн не выдержала и заявила Джону, что Иоко просто его дразнит. Джон не возражал. Ему нравилось, когда его дразнили.

К концу месяца, когда Джону была назначена очередная встреча, у Мэй Пэн возникли опасения насчет этого курса лечения. Она так давно жила в непосредственной близости от Джона и Иоко, что научилась чувствовать малейшие вибрации, возникавшие между двумя сильными личностями. На этот раз она почувствовала, что Иоко исполнена решимости пойти на крайние меры. Когда наступила пятница, 31 января — на этот день была назначена очередная встреча с врачом, а звонка от Иоко, возвещавшего об отмене консультации, не последовало, — Мэй сделалось не по себе. Она попыталась отговорить Джона ехать в Дакоту. Она, которая никогда ни о чем его не просила, сегодня не просто просила — умоляла его остаться дома!

Джон не принял этих увещеваний всерьез и заверил Мэй, что вернется домой к ужину. Назавтра они должны были ехать в Монтаук и еще раз хорошенько осмотреть дом, который собирались купить. А еще через две недели им предстояло отправиться в Новый Орлеан, где Пол уже работал над записью нового альбома, который впоследствии вышел под названием «Venus and Mars». Чтобы добиться этого, Мэй приложила столько усилий! Она была уверена, что стоит Джону оказаться в одной студии с Полом, как свершится то, чего все ожидали с таким нетерпением. Еще в сентябре прошлого года Джон публично признался, что был бы рад снова записываться с «Битлз». Все было готово для этого долгожданного события.

Когда в 10 часов вечера Мэй позвонила в Дакоту и попросила подозвать Джона, она сразу сообразила, что предчувствие ее не обмануло. В доме творилось что-то странное. «Я сейчас не могу с тобой разговаривать! — отрывисто бросила Иоко. — Перезвоню попозже!» И тут же повесила трубку. Мэй прождала Джона всю ночь, но он так и не объявился. В десять утра в субботу она снова набрала номер Иоко и с первых же слов поняла, что Иоко в постели рядом со спящим Джоном. «Нет, я не могу передать ему трубку, — прошептала она. — Джон очень устал. Лечение оказалось чрезвычайно утомительным». Она заверила Мэй, что с Джоном все в порядке, и пообещала, что он перезвонит ей. Ни на этот, ни на следующий день Мэй так и не дождалась его звонка.