Джон Леннон, Битлз и... я

Аллан Уильямс, как всегда, гоня микроавтобус вовсю, благополучно проехал Репербан и повернул направо, в мощеную улочку, которая и была Гроссе Фрайхайт, где располагалось несколько ночных кафе, порно-кинотеатр, клуб кетчисток, которым доставляло своеобразное наслаждение бороться в грязи, и в завершение всего… церковь! Это было для меня еще одной загадкой, — каким образом маленькая церквушка могла очутиться в этом кафешантанном мире продажной плоти.

Микроавтобус остановился с облегченным вздохом перед «Кайзеркеллером». Мы сразу же вышли размять ноги, не торопясь разгружать свой багаж. Внутри клуб был залит светом и полон оживления и жужжания музыки «Дерри и Сеньоров», аллановских первопроходцев. Выпивка лилась рекой и все веселились.

— Как здорово встретить дружков! — радостно воскликнул Леннон.

— Похоже, мы здесь позабавимся, — согласился Пол.

После долгой дороги и жары мы перевозбудились и вызывали улыбки. Но про себя мы думали только одно: «Ну подождите, приятели, вы еще услышите о БИТЛЗ!». Пришла наша очередь проверить свои способности, и мы горели нетерпением выйти на сцену и провести свое первое выступление, когда столкнулись с хозяином, Бруно Кошмайдером.

Это был плотный широкоплечий человек, практически лишенный шеи, со вздернутыми густыми бровями и броской повязкой, обвивавшей его широкий лоб. С физиономией, как у этого типа, неизвестно было на что рассчитывать.

Бруно был не слишком способен к языкам, но все, что он имел нам сказать, было понятно, как дважды два.

— Вы будете играть не здесь, — сказал он, потушив весь наш энтузиазм, словно холодным душем. — Вы будете играть немного дальше на этой же улице, в «Индре».

Гроссе Фрайхайт казалась разделенной на две части: хорошую и плохую. Лучшая часть выходила прямо на Репербан и была уменьшенной копией этого мира секса, музыки и неона. По мере того как мы продвигались в глубь Гроссе Фрайхайт, огни мало-помалу исчезали, развлекательные заведения редели, пока улица не стала похожей на морг, унылой и столь же привлекательной. Именно здесь и пришло кому-то в голову устроить клуб «Индра». Когда Бруно показал нам клуб, наш энтузиазм окончательно исчез, это место дышало жизнью не больше, чем часовня при отпевании. Освещение было печальным и таким слабым, что мы едва могли различить тех двух случайных посетителей, которые туда забрели. Никакого представления на сцене, и безнадежно немой проигрыватель. Сам святой Гай не смог бы здесь танцевать, разве что ему помогло бы чудо. Мы были смертельно подавлены и угнетены.

— Клуб открыт? — спросил я у Бруно, чье лицо ничего не выражало, отказываясь поверить, что эта жалкая конура и есть то самое место, где БИТЛЗ должны были потрясти своим выступлением почтенную немецкую публику.

Гамбург насчитывал больше полутора миллионов жителей, и только двое из них дали себе труд покинуть мостовую улицы, чтобы зайти в «Индру».

Бруно обрисовал нам перспективу, которая ему улыбалась:

— Вы, парни, сделаете из «Индры» второй «Кайзеркеллер», — сказал он, — никто не заходит сюда, — пояснил Бруно, как будто этого и так не было видно! — Но вы позволите мне все это изменить, если будете здесь делать ваше шоу. Вам всего лишь нужно делать шоу…

Это была фраза, которой предстояло сопровождать нашу жизнь в течение долгого времени. Бруно, отдавая распоряжения своим запинающимся английским, произносил: «Деляйт шоу», но это нас совсем не забавляло; мы стояли, как полные идиоты, с чемоданами в руках.

— Где мы остановимся? — спросил кто-то, желая переменить тему разговора.

Было уже достаточно поздно, чтобы сбежать от всего этого в какой-нибудь маленький уютный отель и хорошенько выспаться в мягкой постели. Еще одно недоразумение произошло, когда Бруно повел нас в самый конец худшей из двух частей Гроссе Фрайхайт, чтобы пришвартоваться в зале мрачноватого кинотеатрика под названием «Бамби Кино», который специализировался на второсортных вестернах и бездарных порнухах.

Он провел нас в дальний конец этой жалкой постройки и открыл дверь, ведущую во мрак!

Нам пришлось идти гуськом, вовсю тараща глаза в темноту, пока мы не увидели слабый проблеск в конце того, что оказалось длинным коридором. Одна-единственная лампочка притягивала нас, как ночных мотыльков: мы бросились бежать, оставив Бруно позади. Свет исходил из некоего помещения. Леннон вошел первым во главе всей банды, в сопровождении Стью Сатклиффа, который вечно клеился к Джону. Джордж шел следом за ними, Пол и я — последними. Открывавшееся нам зрелище было не слишком веселым: жалкая комнатушка, абсолютно пустая, если не считать двух составленных вместе кроватей и дивана, сделанного, вероятно, во времена Мафусалема.

— Эт-то еще что за бордель?! — вскричал Джон.

— О, черт! — подхватили мы почти хором.

Джон и Стью взяли штурмом кровати. Джордж завладел диваном. Короче, как говорится, кто успел, тот и съел. Мы с Полом посмотрели друг на друга глазами, в которых читалось отчаянное нежелание спать на полу.

Бруно, тем временем, догнал нас и попытался умаслить, широко улыбаясь:

— Да ведь есть еще две комнаты, — похвастался он.