Джон Леннон, Битлз и... я

Это было первым настоящим признаком популярности: афиши с нашим изображением, вывешенные в таком приятном месте, как гамбургский «Клуб № 1», и недурная оплата в размере 100 фунтов в неделю каждому. Мы все еще могли себе позволить роскошь веселья, пока самолет снижался и отдавалась команда пристегнуть ремни.

Стью Сатклифф и Астрид должны были встретить нас в аэропорту; мы виделись с ними один или два раза после нашего прошлогоднего слезного прощания. Они приезжали в Ливерпуль, где у них было с нами несколько коротких встреч: они приходили взглянуть на нашу игру и после спектакля оставались поболтать, как в старые добрые времена.

Мы страшно обрадовались, увидев, наконец, Астрид, ждавшую нас в аэропорту, но почему-то в одиночестве. Нам не показалось странным то, что она одета в черное — она всегда так ходила, — но ее лицо было еще бледнее обычного.

— А где Стью? — сразу же поинтересовались мы, думая, что он покупает пиво или кока-колу, а может, просто пошел сделать пи-пи.

Астрид с трудом подыскивала слова.

— Стью умер, — наконец прошептала она.

— Умер?..

Это невозможно. Только не Стью. Только не этот маленький экс-битл с волшебными пальцами художника, стеснявшийся своего неумения играть на басу и становившийся спиной к публике; этот миниатюрный Джеймс Дин, так влюбленно певший для Астрид, единственной из всех зрителей. Только не Стью. Мы не хотели в это верить.

Целыми неделями он мучился безумными головными болями и скончался накануне на руках у Астрид. Мы были глубоко потрясены и даже не старались скрыть слез, хлынувших из наших глаз.

Джон, бывший со Стью в гораздо более близких отношениях, чем мы с Полом, плакал, как ребенок. Я никогда раньше не видел, чтобы он так вел себя на публике. Он много плакал, когда мы покидали Гамбург в предыдущий раз, но это было совсем не то. Он был полностью раздавлен. Он мог быть тем Джоном, которого мы хорошо знали: сильным, жестким и задиристым. Но если что-нибудь заставляло его по-настоящему страдать, он, как никто, становился болезненно чувствительным. И трагическая новость, которую прошептали бледные губы Астрид, его просто убила.

Он преклонялся перед талантом Стью-художника, и после его ухода из группы их дружба продолжалась в длинных письмах, которые писал ему Джон, иногда больше чем на тридцати страницах, испещренных странными стихами и кошмарными рисунками. Но теперь все это было кончено. Приняв форму злокачественной опухоли мозга, смерть настигла своего первого битла в возрасте двадцати одного года.

12. «Звезды» в клубе «Звезда»

Первые дни после нашего водворения на Гроссе Фрайхайт были ужасны. Новая квартира находилась прямо напротив клуба «Звезда», — к счастью, в клубе еще велись работы, и мы могли три-четыре дня побыть наедине с собой, пока все наконец не было готово для торжественного открытия гастролей БИТЛЗ.

Клуб был великолепен: роскошный, просторный, с балконом, оставшимся от тех времен, когда здесь располагался кинотеатр. Ложный решетчатый потолок, украшенный фонарями, нависал над залом, уменьшая его высоту и создавая интимную атмосферу. Настоящая сцена с настоящим занавесом на настоящем металлическом карнизе, и настоящие большие артистические уборные. Наконец, обращение с нами, как с настоящими звездами. Бар, конечно же, тоже не был забыт и притягивал мужскую часть посетителей — как и БИТЛЗ, — обслуживаемый целым эскадроном молоденьких, хорошеньких официанток.

За всеми этими чудесами стоял некто Манфред Вайсследер, еще один широкоплечий, рыжеволосый и краснолицый немец; он превратил клуб в витрину для американских и английских «жемчужин». Он владел множеством стрип-клубов в Сент-Паули, и его удачная карьера основывалась на сексе. Он был одним из тех здоровенных детин, которых мы старались ни в коем случае не обижать, а его «главным вышибалой» был, ни много ни мало, наш старый «друг» Хорст Фашер, перешедший сюда из «Топ Тена», и готовый вместе со своими подручными пресечь малейшую заваруху в клубе «Звезда».

Пока мы ждали приезда Джорджа, на свет появилась новая песня, которой предстояло навсегда изменить нашу жизнь. Сначала мы окрестили ее «Love, Love Me Do», но очень быстро решили выкинуть одно из «Love». Эту композицию Леннон с МакКартни «родили» однажды после полудня в нашей квартире напротив «Звезды». Мы репетировали ее два дня до открытия клуба, и все же она звучала еще несколько фальшиво. Мы без конца обсуждали между собой и саму песню, и разные ее интерпретации, и сошлись на том, что это — просто «маленькая безделушка».

Вдохновленный песней Брюса Чаннела «Hey! Baby», в которой доминировала губная гармоника, Джон начал импровизировать на своей собственной. Наконец, он нашел то, что искал, заставив стонать свою гармонику в блюзовом стиле, что придало всей песне меланхолический оттенок, замеченный позднее слушателями. Эта печаль была вполне объяснима: все мы были под впечатлением от смерти Стью. Гармоника значительно улучшила песню и, вероятнее всего, именно благодаря ей первая английская пластинка БИТЛЗ пользовалась таким успехом.