Джон Леннон навсегда

Весной обострились экономические противоречия между Джоном и Полом. Аллен Клейн, которому доверились Джон, Джордж и Ринго, то и дело сталкивался с Ли Истмэном, представлявшим интересы Пола. И хотя Клейну удалось договориться с «ЭМИ» о выгодном для «Битлз» договоре, проблема империи «Эппл» оставалась нерешенной. Неготовность к кооперации между двумя менеджерами затрудняла нормальные деловые отношения. Столь необходимые решения о декартелизации концерна «Эппл» и его финансовая санация не были осуществлены.

В творческом отношении у Пола и Джона больше уже не было ничего общего. Это видно по сольной пластинке «Маккартни», в процессе создания которой Пол использовал все стили (появилась 17 апреля 1970 года). Альбом содержал собрание любовных песен в старом битловском звучании.

Отход Джона от группы в результате его новых представлений, позиций и действий стал столь очевидным, что возвращение к старому было уже попросту невозможно. Он это ясно понимал. И Джоном овладела мысль сформировать под своим руководством новую группу — вместо «Битлз». Но это скорее был сентиментальный порыв, ибо уже несколько месяцев назад он публично заявил, что хочет окончательно покинуть ансамбль.

Последнюю черту подвел Пол Маккартни. Он позвонил Джону и сообщил: «Я делаю теперь то же самое, что ты и Йоко, — издаю альбом и покидаю группу». Ошеломить Джона это решение не могло, но он чувствовал себя глубоко уязвленным.

Леннон уединился. Даже Йоко не могла пробить эту самоизоляцию. Депрессия и пассивность осложнили их отношения. До сих пор их союз прибавлял ему сил и оживлял творческие потенции, теперь, казалось, он привел к стагнации. «Мы по двадцать четыре часа были вместе, мы начали подавлять друг друга», — говорил Джон об этой жизненной ситуации весной 1970 года.

Рисунок Джона Леннона для журнала «Disc and Music Echo», датируемый 1969 годом.

Активность вновь вернулась к Джону — по крайней мере так все выглядело. Он начал ремонтировать многие помещения в своем доме, и на время переехал с Йоко в отель.

Энтони Фосет, с 1968 по 1970 личный секретарь Леннонов, был их другом и советником в творческих делах. Он организовывал их выступления, сопровождал в поездках, а иногда даже вмешивался в личную жизнь. Постоянная близость к Джону и Йоко давала ему основания считать себя знатоком этого дуэта между 68 и 70 годами.

В своей книге «Джон Леннон — битл, художник, провокатор» он пишет: «Назад, в Титтенхерст они вернулись в полной самоизоляции. Это было реакцией на события прошедшего года, на постоянный диалог с прессой, на их мирные акции, поездки. Джон в то время еще не осознавал, что ему нужен кто-то еще, кроме Йоко, к кому он мог бы обратиться, найти отдушину. Мне было совершенно ясно, что их связь так дальше продолжаться не может».

Может быть, именно Энтони позаботился о том, чтобы однажды в руки Джона попала книга американского психолога Артура Янова «Древний крик». «Когда я ее прочел, она стала для меня, как колумбово яйцо. Это надо осуществить, сказал я себе. Ведь уже было так много ошибок — с наркотиками и Махариши… Я дал это почитать и Йоко. Она полностью разделила мое мнение, и тогда мы схватились за телефонную трубку…».

Янов приехал в Англию и начал с Леннонами собственный курс терапии «Древний крик».

С каждым в отдельности, в различных помещениях, он провел первые беседы. Вскоре после этого они отправились в Лондон, где Ленноны устроились в двух разных отелях. Янов продолжил свою терапию. Путем раздельного лечения он пытался добиться, чтобы каждый осмыслил самого себя. Целых два года они постоянно были вместе, что изолировало их не только от других, но и каждого — от его собственного прошлого.

В конце апреля Янов вылетел с ними в Лос-Анджелес, где в следующие четыре месяца лечил уже методом групповой терапии. То, что Джон тщетно искал в наркотиках и в медитациях Махариши, он, казалось, обрел теперь в лечении Янова. Он стал больше понимать самого себя и не считал необходимым стыдливо скрывать чувства за маской цинизма и клоунады. «Я полагаю, что в начале этой терапии люди очень удивляются, что узнают о себе всё. В этой фазе думают: дружище, об этом определенно еще никто ничего не слышал. Это — гарантированное безумие, потому что ты переживаешь то, чего никто и не переживал… Я, как и прежде, нахожу терапию великолепной и очень не хочу, чтобы из нее опять получилось что-то вроде большого дела Махариши…» (Интервью Веннера). Сарказм последних слов не скрывает сомнений Джона и, возможно, желания сделать антирекламу «Древнему крику» мистера Янова.

Однако об эффекте терапии говорит следующий альбом Леннона.

Пластинка «Джон Леннон/Пластик Оно Бэнд», записанная в октябре, может быть, самая личная из всего, что он до сих пор делал. В этих песнях он воскрешает свое детство.

«Смерть моей мамы» — песня-траур по Джулии, кончину которой он так и не может постичь. Он открыто поет о сиюминутных жизненных обстоятельствах в зонге «Изоляция».