Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Какие бы насильственные меры ни принял бы герцог Ноайль, они никогда не освободят Вашего Высочества от государственного долга, — сказал Лоу. — Между тем как они по необходимости увеличат ту нищету, от которой теперь страдает королевство.

— Это верно, — ответил Дюбуа. — Но он, надо полагать, сделает попытку.

— Повторяю, она будет неудачна, — сказал Лоу.

— Тем лучше для вас. Когда он устроит такой опыт и срежется, вы явитесь с пущим блеском.

В эту минуту лакей доложил о приходе герцога Ноайля и маршала Вильруа.

— Лёгок на помине! — воскликнул Дюбуа. — Ваше Высочество сумеет удостовериться, посмакует ли он Систему.

Герцог Ноайль[55], высокий, полный человек с военной осанкой и манерами, был одет в богатый военный мундир, носил парик a la brigadiere — очень широкий спереди, а сзади зачёсанный кверху. Он участвовал в последних войнах с Испанией и выиграл несколько сражений, впрочем неважных, это был посредственный генерал, лишённый гениальной сообразительности, решимости и проворства, этих отличительных черт великого полководца, хотя при освобождении Лангедока от нападения англичан выказал рвение и быстроту. Сен-Симон говорит: «Он изнурял войска бесполезными передвижениями, предписывая походы и отступления, которых никто не мог понять, часто отдавая приказание всей армии двинуться вперёд, а затем вдруг остановиться, доводя таким образом солдат до отчаяния».

В государственных делах Ноайль придерживался той же политики: ухватится за какой-нибудь план, горячо будет следовать ему несколько дней, а затем откладывает в сторону ради другого, который, в свою очередь, остаётся невыполненным. «У него постоянно бывали новые излюбленные коньки, — прибавляет Сен-Симон. — Он не мог мыслить последовательно, разве только в заговорах, кознях, ловушках, вечно подкапывался под нас». Но при всём своём непостоянстве Ноайль любил занятия и обладал необыкновенным прилежанием. Легко и приятно, хотя и не глубоко, разговаривал он об очень многих предметах. Жадный, честолюбивый, он занял пост первого министра ценой отпадения от герцога Мэна, но временно взял на себя управление финансами. Регент не любил его и не доверял ему, но был принуждён исполнять его просьбы. Дюбуа, однако, решил стать поперёк дороги ненасытному герцогу и замыслил низвергнуть его.

Старый маршал Вильруа[56], который вошёл за Ноайлем, носил одежду прежнего двора и отличался прямой, величавой осанкой, гордыми, напыщенными манерами. Как генерал он выказал свою бездарность у Рамильи, где ему нанёс знаменитое поражение Мальборо, но дурной исход битвы не лишил его расположения царственного покровителя. Он изменил своему повелителю, который осыпал его милостями и даже на смертном одре почтил знаками своего доверия и уважения. Находя, что его предложения герцогу Мэну принимаются холодно, Вильруа проявил низость и неблагодарность, предав его в обмен на место в совете регента и звание гувернёра малолетнего короля. Благодаря именно его содействию, удалось уговорить канцлера Вуазена выдать, на определённых условиях, духовное завещание короля, которое хранилось у него. Теперь маршал Вильруа был главой совета финансов, но пользовался только званием без власти. Унизительное положение, в которое он был поставлен более даровитым Ноайлем, руководившим всеми совещаниями и относившимся к его мнениям с плохо скрываемым презрением, внушило ему ненависть к честолюбивому товарищу. Но не имея таланта соперничать с ним, он скрывал зависть под маской высокомерия и равнодушия. Хотя регент исполнил условие и назначил глуповатого старого маршала на место, которое он совершенно неспособен был занимать, тот всё-таки не чувствовал благодарности: напротив, вероломный, как всегда, начал тайно сговариваться с герцогом Мэном против нового повелителя. Впрочем, Вильруа был не единственным из явных приверженцев Орлеана, нарушивших затем верность ему. И регента, который обладал способностью проникать в их намерения, можно извинить за ту низкую оценку, которую он давал человечеству по образцам, находившимся у него перед глазами.

Ненавидя их обоих, регент всё-таки принимал этих министров с радушием и с наружным вниманием, что внушало безграничную веру в его способность лицемерить. К более вероломному из них, старому маршалу Вильруа, он был особенно внимателен: почти с сыновней заботливостью осведомлялся о его настроении и здоровье. Старый придворный, который, несмотря на свою глупость, не поддавался обману наружного уважения, притворялся очень польщённым вниманием регента. Поблагодарив за милость, он передал, что только что приехал из Венсена[57], где оставил своего царственного воспитанника на попечение гувернантки, герцогини Вантадур.

— Его Величество, как, к сожалению, я должен заявить, чувствует небольшой озноб, — заметил он. — Но Ваше Высочество не должны беспокоиться, мы скоро вылечим это. Герцогиня смотрит за ним, как мать, и успокаивает самыми искусными сиропами и конкоктами.