Следующим субъектом, привлёкшим внимание Ивлина, был господин Ширак, главный врач регента, человек гордой наружности и изысканного обращения. Он был в большом возбуждении и что-то показывал руками очень горячо господину Шамбери — игроку, с которым теперь имел дело. Как и мадам Шомон, Шамбери был удивительным примером судьбы: бедный савояр[103]
, зарабатывавший хлеб путём мелких услуг, с началом Системы он сумел составить капитал в 40 миллионов. Теперь он собирался купить какую-нибудь должность при домашнем штате короля. Сейчас рядом с Шамбери стоял Венсан-Леблан, который записывал на широкой спине Марсиаля свои денежные расчёты. Он тоже нажил несколько миллионов от Системы. Двое господ, с которыми Леблан теперь вёл дела, были Монтескье[104] и Фонтенель[105]. Этим двум знаменитостям сопутствовали двое самых распутных учёных того времени, аббат Террасон и де Ламот[106].Много других замечательных лиц попадалось на глаза Ивлину. Среди толпы он увидел троих «висельников» регента — Брольи, Бранка и Носе. На балконе дома с противоположной стороны улицы он узнал герцогиню Бриссак, красивую маркизу Бельфон, мадам Бланшфор, мадемуазелей Эспинуа и Мелён. Почти каждое окно на той стороне было занято придворными прелестницами. Дамы, про которых мы упомянули, вовсе не оставались равнодушными зрительницами: они принимали активное участие в происходящем движении, постоянно вступая в сделки с миссисипистами и маклерами улицы. Отличительной, бросающейся в глаза чертой толпы было большое число богатых одежд на совсем незнатных персонах. Это объясняется тем, что все разбогатевшие постоянно тратили деньги на драгоценные ткани и одевались в бархат, шелка, даже золото, у некоторых пуговки были из полновесного золота и серебра. Эта страсть достигла таких размеров, что в торговых домах на улице Сент-Оноре были распроданы большие запасы шёлка, бархата, парчи, кружев и вышивок и было признано необходимым ограничить это увлечение богатыми одеждами особым законом.
А вот произошёл смешной случай. Миссисипист, из числа мелких, одетый, однако, в голубой бархатный кафтан с золотыми шнурками и такими же пуговицами, вдруг снял его и отдал маклеру, с которым заключал сделку, в уплату за пай. Но он удержал за собой право выкупить его в течение пяти минут, и так деятельно повёл свои дела, что в указанный срок получил кафтан назад.
Дела велись действительно странным способом. Маклеры не отказывались ни отчего, кроме звонкой монеты. Молодая, прекрасная, богато одетая женщина, не имея других способов получить желаемые паи, отдавала маклеру все свои драгоценности. Один заплатил за несколько акций жалованною грамотой на титул и считал себя везунчиком. Другой предлагал закладную, третий — векселя. Дело не обходилось без недоразумений. Так, священник, торопясь заключить сделку, вручал свидетельство о погребении вместо банкового билета. Постоянно происходили забавные столкновения. Супруги, думавшие, что жёны их спокойно сидят дома, встречались с ними в толпе; слуги, которые должны были бы заниматься работой по дому, наталкивались на своих господ и госпож; служащие встречались со своими хозяевами: должники не могли скрыться от своих заимодавцев.
Но эти и подобные столкновения редко влекли за собой неприятные последствия. Все были слишком заняты делами, чтобы вступать в перебранку или объяснения. Среди толпы Ивлин заметил несколько лиц, наживших, благодаря Системе, огромные богатства, а именно: старого банкира Самуила Бернара: Антуана Кроза, о котором мы говорили выше; господина Фарже, бывшего простого солдата; сьера Андре, сколотившего ни более ни менее как 60 миллионов; господ Ле-Блана и Де-ла-Фея, наживших по восемнадцати миллионов.
Ивлин уже закончил свои наблюдения над различными группами, которые мы описали, когда к нему направился высокий, стройный слуга в богатой ливрее. То был Тьерри.
— Леди Катерина находится в доме на другой стороне улицы, как раз напротив вашего места, сэр, — сказал мажордом. — Заметив вас в толпе, она послала меня сказать, что будет рада видеть вас. Могу ещё сказать, — прибавил он тихо, — что через несколько минут ожидают прибытия Его Величества.
Ивлин охотно принял предложение и быстро пересёк улицу, следуя за своим проводником.
Глава XVII. Торжество Джона и юный король
Дом, в который привёл Ивлина Тьерри, был самым большим на улице Кенкампуа и отличался от других некоторым архитектурным изяществом. Он немного отступал от улицы, куда выходили красивые окна и тщательно отделанные железные балконы.
У входа стояли на страже солдаты; но при первом слове Тьерри они пропустили Ивлина. При виде стражи, общее внимание направилось на окна. Однако в продолжение некоторого времени любопытство народа оставалось неудовлетворённым.