Джон, Пол, Джордж, Ринго и я

После этого телевизионного выпуска с пугающей скоростью возникла общественная враждебность. Штат служащих британского посольства предупредил меня, что были получены смертельные угрозы, направленные против битлов. В срочной попытке спасти ситуацию, я написал заявление, чтобы Эпстайн прочитал его перед прессой, и я убедил телевизионный ‘Канал 5’ послать команду новостей снять интервью с ним в его люксе для их более поздней сводки новостей. Эпстайн прилежно объяснил перед камерой, что ни ему, ни группе не передавали никакого приглашения: “Впервые мы услышали о том, что сотни детей ожидают встречи с ‘Битлз’ во дворце, когда мы смотрели телевизор этим вечером”. Когда его заявление передавалось несколькими часами позднее ‘Каналом 5’, почти всё, что говорил Эпстайн, было заглушено необъяснимой помехой, поэтому его объяснения не услышал никто. На протяжении остальной части программы качество звука было прекрасным.

После второго концерта наш полицейский эскорт назад в отель был отозван, а ворота были закрыты перед нашей автоколонной. Это оставило наши неподвижные лимузины на милость организованных смутьянов; множество – даже не десятки – их угрожающе наваливалось на наши стёкла, раскачивали машины туда-сюда и вопили оскорбления битлов, которые никто из нас не понимал. Джордж говорил позже: “Это была очень негативная атмосфера. Нам угрожали”. В конце концов, ворота открыли, и мы помчались прочь. В отеле мы предупредили ребят, чтобы они заперли свои двери, и сами сделали то же самое. Час спустя представители полиции забрали Вика Льюиса для допроса. Он рассказывал нам, что в полицейском участке ему вновь и вновь задавали один и тот же вопрос: “Вы представляете ‘Битлз’. Почему Вы не привели их во дворец?” Когда Льюиса привезли назад в отель, уже почти рассвело.

Сразу после восьми часов того утра к Брайану Эпстайну пришёл, чтобы вручить ему конверт один человек в блестящем костюме с коричневым портфелем: “Вот ваш счёт за подоходный налог на гонорар ‘Битлз’”. Наш контракт с ‘Кавалькадой’ – как и с большинством организаторов концертов за пределами Британии – был очень чётким в отношении местных налогов. Ответственность за этот платёж лежала на организаторе. По контракту обязанным уплатить все налоговые счета был Рамон Рамос младший. Но этот налоговый инспектор настаивал, что весь гонорар облагается налогом, как заработанные деньги, несмотря ни на какие другие контракты. Его слова были подтверждены заголовком в ‘Манила дэйли миррор’: ‘БИТЛЫ СКАЗАЛИ: ПЛАТИТЕ СЕЙЧАС, УЕДЕМ ПОЗЖЕ’. Газеты пестрели враждебными заголовками, такими как: ‘ФУРОР ИЗ-ЗА ПРЕНЕБРЕЖИТЕЛЬНОГО ОТНОШЕНИЯ БИТЛОВ ОХЛАЖДАЕТ ШОУ’ и ‘ИМЕЛЬДУ ПОДВЕЛИ: ПЕРВАЯ СЕМЬЯ НАПРАСНО ЖДЁТ ЛОХМАТОГОЛОВЫХ’. Согласно представителю дворца, битлы “плюнули в глаза первой семье”. Также в отчётах совершенно неверно говорилось, что битлы просили, чтобы в первом ряду публики была Имельда Маркос – единственная статья в прессе, которая вызвала взрыв хохота ребят.

Тщательно организованная кампания ненависти, раздуваемая властями и воплощаемая в жизнь головорезами дворца, проявлялась в различных формах. Служащие отеля не обслуживали номера, носильщики отказывались брать багаж. Мы были вынуждены чувствовать себя всё более и более изолированными. Водитель грузовика, загружавшийся нашим багажом для отправления в аэропорт, казался последним лояльным к нам взрослым в Маниле. В отсутствие другой помощи, я присоединился к дорожным помощникам и вытаскивал чемоданы и оборудование на улицу. Вик Льюис сказал Брайану Эпстайну, что он со мной поедет в аэропорт первыми, чтобы зарегистрировать нашу компанию в ‘Королевских нидерландских авиалиниях’, и напомнил ему, что Рамос сможет передать нам наш заработок, только когда разъяснится ситуация с налогом. Когда мы уехали, Эпстайн начал размышлять, сколько времени потребуется на то, чтобы достать 6 тысяч фунтов, с целью купить решение проблемы с налогом, зарегистрировав долговое обязательство.