Толкина начали осаждать репортеры. Он в принципе не любил давать интервью, однако врожденная учтивость мешала ему отвечать отказом; в конце концов он выбрал нескольких, которые пришлись ему по душе, и заявил, что будет говорить только с ними. Кроме репортеров, то и дело являлись посетители по самым разным вопросам, связанным с его книгами, и Толкин обычно соглашался принять их, хотя, опять–таки, очень хотел, чтобы его оставили в покое. В целом новые знакомые на первый взгляд Толкину обычно нравились, а через некоторое время начинали его раздражать; и в конце концов — видимо, имея в виду эту особенность своего характера — он завел себе будильник, который ставил так, чтобы он звонил через несколько минут после прихода посетителя; тогда Толкин делал вид, что у него какие–то неотложные дела, и вежливо выпроваживал гостя.
Восторженные американцы начали устраивать целые паломничества, чтобы повидать своего кумира. Дик Плотц, один из основателей «Американского толкиновского общества», позвонил, чтобы взять у него интервью для своего журнала. Приезжал к нему также профессор Клайд С. Килби из Иллинойса, который очень интересовался «Сильмариллионом»: поклонники Толкина с нетерпением ждали выхода этой книги. Толкин показал Килби некоторые из рукописей «Сильмариллиона» и был весьма польщен его положительным отзывом. Побывал у Толкина и другой преподаватель с американского Среднего Запада, Уильям Реди, который потом опубликовал книгу о Толкине. Сам Толкин назвал эту книгу «хамской и оскорбительной» и с тех пор стал вести себя с визитерами куда осмотрительнее. В начале 1968–го Би–би–си сняла о нем фильм под названием «Толкин в Оксфорде»; Толкин, нимало не смущаясь, позировал перед камерой и невинно забавлялся. Однако в целом его все эти проявления популярности не радовали. Он писал одному из своих читателей: «Боюсь, в том, чтобы стать предметом поклонения еще при жизни, приятного мало. Однако мне не кажется, что это способствует тщеславию; во всяком случае, лично я, напротив, чувствую себя крохотным и не соответствующим навязанной роли. Впрочем, даже самый скромный идол не может остаться совершенно равнодушен к аромату воскурений».
Часть 7
1959–1973:
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Слава его озадачила. Ничего подобного Толкин не ожидал и не считал, что заслуживает этого. Ладно, пусть читатели восторгаются его книгами — но с чего бы поднимать такую шумиху вокруг него самого? А шумиха была, да еще какая! Ему приходилось разбирать уйму писем от поклонников, и хорошо бы, если бы только писем! Некоторые присылали подарки: картины, скульптуры, кубки, собственные фотографии в костюмах персонажей, магнитофонные записи, кушанья, напитки, табак и гобелены. Дом 76 по Сэндфилд–Роуд, где теперь жили Толкины, и так уже ломился от книг и бумаг — а теперь он начал ломиться еще и от подарков. Толкин проводил целые дни за написанием ответных писем с благодарностями. Когда «Аллен энд Анвин» предложило помочь с «фэн–почтой», он с радостью согласился. Но это было еще не все. Поклонникам стал известен его домашний адрес, а его телефон имелся в оксфордском справочнике. А потому к нему то и дело без предупреждения являлись незваные гости. Одни просили автографов, другие просили денег. Большинство из них держались вежливо, но попадались и психи, временами буйные. Посреди ночи мог зазвонить телефон — это какой–нибудь американец желал поговорить с самим Толкином, совершенно забыв о разнице во времени. А хуже всего, его принялись фотографировать сквозь окна. В упорядоченном мире, в вычищенном Шире такое было бы невозможно!
По мере того как Толкин старел, некоторые его черты проявлялись все резче. Торопливая речь, плохая дикция, манера изъясняться длинными фразами с обилием вводных предложений теперь особенно бросались в глаза. Давние склонности, такие, как нелюбовь к французской кухне, превратились в карикатуру на самих себя. То, что Толкин однажды сказал о предрассудках Льюиса, вполне распространялось и на него самого в старости: «У него их было несколько, и часть из них — совершенно неискоренимые; они основывались на неведении и при этом выдерживали натиск любого количества информации». Однако по числу предрассудков Льюису он далеко уступал, да и предрассудками их назвать трудно: слово «предрассудок» предполагает мнения, на которых основываются поступки, в то время как на самом деле наиболее странные идеи Толкина редко отражались на его поведении. Так что это были не столько предрассудки, сколько привычка (свойственная, впрочем, многим обитателям Оксфорда) выносить безапелляционные суждения о вещах, в которых он почти не разбирался.