Читаем Джон Р. Р. Толкин. Биография полностью

Мы — от господа, — продолжал Толкин, — и потому, хотя мифы, сотканные нами, неизбежно содержат заблуждения, они в то же время отражают преломленный луч истинного света, извечной истины, пребывающей с господом. Воистину, только благодаря мифотворчеству, только становясь «со–творцом» и выдумывая истории, способен Человек стремиться к состоянию совершенства, которое было ведомо ему до Падения. Наши мифы могут заблуждаться, но тем не менее они, хотя и непрямыми путями, направляются в истинную гавань — в то время как материальный «прогресс» ведет лишь в зияющую пропасть, к Железной Короне силы зла.

Выражая эту веру во внутреннюю истинность мифологии, Толкин предъявил основу своей авторской философии, кредо, на котором держится «Сильмариллион».

Льюис выслушал и Дайсона, который подкреплял слова Толкина собственными рассуждениями. То есть вы хотите сказать, уточнил Льюис, что история Христа — попросту истинный миф, миф, который влияет на нас подобно всем прочим, но в то же время произошел на самом деле! Тогда, сказал он, я начинаю понимать…

Наконец ветер загнал всех троих под крышу, и они проговорили в комнатах Льюиса до трех часов ночи, после чего Толкин отправился домой. Льюис с Дайсоном проводили его по Хай–Стрит, а потом принялись бродить взад–вперед по галерее Нового Здания колледжа. Они разговаривали, пока небо не начало сереть.

Через двенадцать дней Льюис написал своему другу, Артуру Гривзу: «Я только что перешел от веры в бога к более определенной вере в Христа — в христианство. Объяснить постараюсь потом. Очень важную роль в этом сыграл мой длинный ночной разговор с Дайсоном и Толкином».

А тем временем Толкин, проводя письменные экзамены в Экзаминейшн–Скулз, сочинял длинную поэму, куда должно было войти все то, что он говорил Льюису. Поэму он назвал «Мифопея», то есть «творение мифов». А в дневнике он записал: «Дружба с Льюисом искупает многое и, помимо радости и утешения, приносит мне большую пользу от общения с человеком порядочным, отважным, умным — ученым, поэтом и философом — и к тому же теперь, после длительного паломничества, наконец–то любящим господа нашего».

Льюис с Толкином продолжали часто встречаться. Толкин читал Льюису вслух отрывки из «Сильмариллиона», и Льюис уговаривал его побыстрее закончить книгу. Позднее Толкин говорил: «Мой неоплатный долг по отношению к нему состоит не в том, что обычно понимается под словом «влияние», а в том, что он просто подбадривал меня. Долгое время он был моим единственным слушателем. Он единственный подал мне мысль о том, что мои «побасенки» могут стать чем–то большим, чем личное хобби».

Обращение Льюиса в христианство положило начало новому этапу в его отношениях с Толкином. С начала тридцатых годов и впредь оба меньше зависели от общества друг друга и больше стремились к общению с другими людьми. В «Любви» Льюис утверждает, что «дружба двумя не ограничена», и предполагает, что каждый новый человек, добавившийся к компании друзей, выявляет все новые черты в других ее членах. Толкин это знал на примере ЧКБО; а дружеский круг, который начал образовываться теперь, был крайним выражением принципа ЧКБО, той тяги к образованию «клуба», которую Толкин испытывал еще с тех пор, как был подростком. Этот–то круг и сделался известен под названием «Инклинги».

Клуб «Инклингов» начал формироваться примерно в то же время, когда перестали собираться «Углегрызы» (то есть в начале тридцатых). «Углегрызы» распались потому, что их задача была выполнена: они прочли все основные исландские саги и «Старшую Эдду». А название «Инклинги» [Перевести это название не представляется возможным. Само по себе слово «inkling» означает «намек» — и возможно, что упомянутый киже основатель клуба имел в виду именно это значение. Но Толкин с Льюисом не могли не принимать в расчет сходства этого названия со словом «Инглинги» (т. е. «потомки Инга», королевский род Норвегии), а также созвучного слова «ink» («чернила»), так что слово «Инклинги» можно перевести также и как «чернильные души». В связи с этим мы предпочли оставить название знаменитого клуба непереведенным.] первоначально принадлежало литературному обществу, основанному около 1931 года студентом Юниверсити–Колледжа по имени Тэнджи Лин. Льюис с Толкином оба бывали на собраниях этого общества, где читались и разбирались неопубликованные сочинения. Лин закончил Оксфорд и уехал, а клуб остался — или, точнее, его название, отчасти в шутку, заимствовал кружок друзей, который регулярно собирался у Льюиса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное