Джон Р. Р. Толкин. Биография

Итак, появление в Оксфорде Уильямса положило начало третьему этапу дружбы Толкина с Льюисом. Толкин несколько охладел к своему другу — впрочем, пока что даже Льюис этого почти не замечал. Возможно, была и другая причина, еще более тонкая: Льюис становился все более известен в качестве христианского апологета. Поскольку Толкин сыграл столь важную роль в обращении своего друга, он всегда сожалел о том, что Льюис не сделался католиком, подобно ему самому, но начал посещать службы в ближайшем англиканском приходе, вернувшись к религии своего детства. Толкин же питал настолько сильную неприязнь к англиканской церкви, что она временами распространялась даже на ее храмы: Толкин утверждал, что ему мешает по достоинству оценить их красоту печальная мысль о том, что все они — с его точки зрения — совращены с пути истинного католицизма. Когда Льюис опубликовал аллегорическую повесть под названием «Возвращение паломника» [«The Pilgrim's Regress»; в русском переводе Н. Трауберг — «Кружной путь, или Блуждания паломника», опубл. по–русски в собр. соч. в 8 т., т. 7], в которой рассказывается история его обращения, Толкин счел это название иронией. «Льюис, конечно же, вернулся, — говорил он. — Он не желает войти в христианство заново, через новую дверь — он возвращается к старой, по крайней мере, в том смысле, что, вновь приняв христианство, он принимает вместе с ним или пробуждает вновь все предрассудки, столь усердно насажденные в нем в детстве и отрочестве. Он желает вновь сделаться северно–ирландским протестантом».

К середине сороковых годов Льюис сделался весьма популярен («слишком популярен, на его собственный вкус или на чей–либо из наших», — замечал Толкин) благодаря своим христианским работам, «Страдание» и «Письма Баламута». Возможно, Толкин, видя растущую славу своего друга, чувствовал себя учителем, чей ученик внезапно обошел его и добился почти незаслуженного триумфа. Однажды он не слишком–то лестно назвал Льюиса «популистским богословом».

Но если даже все это действительно присутствовало в мыслях Толкина в начале сороковых, внешне это никак не проявлялось. Он по–прежнему был почти безраздельно предан Льюису и, возможно, в глубине души питал надежду, что когда–нибудь его друг все же перейдет в католичество. А круг «Инклингов» по–прежнему радовал и поддерживал его. «Hwaet! We Inclinga, — писал Толкин, подражая начальным стихам «Беовулъфа», — on aerdagum searothancolra snyttru gehierdon» «Се! Во дни былые мы были наслышаны о хитроумных Инклингах — как мужи мудрые восседали вместе и вели беседы, искусно излагали ученость и песенное мастерство и в думы погружались. То была истинная радость!»

Глава 5 НОРТМУР–РОУД

«А что же делали в это время женщины? Откуда мне знать? Я мужчина и никогда не подглядывал за таинствами Доброй Богини», — пишет Льюис в «Любви», говоря об истории мужской дружбы. Таков неизбежный результат жизни, проходящей в чисто мужском обществе и в таких клубах, как «Инклинги»: женщины остаются в стороне.

Эдит Толкин получила весьма скудное образование. В женском пансионе, где она обучалась, основное внимание уделялось музыке, а прочими предметами пренебрегали. Несколько лет она провела в бирмингемских меблированных комнатах, еще несколько — в Челтнеме, в кругу среднего класса, не блиставшем интеллектуальностью, потом она долго жила со своей малообразованной кузиной Дженни… Она не имела возможности ни продолжать учиться, ни развиваться самостоятельно. К тому же она утратила большую часть своей независимости. Она рассчитывала стать учительницей музыки, а возможно, и музыкантом, но эта перспектива как–то незаметно растаяла: сперва потому, что у Эдит не было настоятельной нужды зарабатывать себе на жизнь, а позже — потому, что она вышла замуж за Рональда Толкина. В те времена в нормальных обстоятельствах не могло быть и речи о том, чтобы женщина из среднего класса, выйдя замуж, продолжала работать. Поступить так означало показать всему свету, что ее муж не в состоянии содержать семью. А потому игра на фортепьяно превратилась в обычное хобби, хотя Эдит продолжала музицировать до старости и Рональд любил слушать, как она играет. Он не поощрял ее заниматься какой–либо интеллектуальной деятельностью, отчасти потому, что не видел в этом Необходимости для ее роли жены и матери, отчасти потому, что его отношение к Эдит в период ухаживания (вспомним его любимое ласкательное прозвище «малышка») не имело никаких точек соприкосновения с его собственной интеллектуальной жизнью: ей он показывал совсем другую сторону своей личности, чем своим друзьям. Среди приятелей он хотел быть настоящим мужчиной, а дома он рассчитывал встретить мир, где правит женщина.