Вплоть до конца XIX века члены почти всех оксфордских колледжей — то есть большинство университетских преподавателей — обязаны были иметь духовный сан и не имели права жениться, пока находились на должности. Реформаторы той эпохи ввели членство в колледжах для мирян и добились отмены обета безбрачия. Это изменило облик Оксфорда, и притом значительно. В последующие годы волна кирпичных коттеджей растекалась все дальше на север, за пределы старых границ города, затопляя поля вдоль дорог на Бенбери и Вудсток, по мере того как застройщики возводили сотни новых домов для женатых «донов»[43]. К началу XX века северная часть Оксфорда превратилась в колонию преподавателей, густо населенную самими преподавателями, их женами, детьми и слугами, живущими в самых разных домах, от «готических» дворцов с башенками и витражами до самых что ни на есть тривиальных пригородных коттеджей. Между домами росли церкви, школы, лавки и магазины, призванные удовлетворять нужды этого необычного сообщества, и вскоре в окрестностях Оксфорда не осталось почти ни единого свободного акра. Однако в двадцатые годы XX века строительство кое-где еще велось; и вот на одной из улиц северного Оксфорда Толкин нашел и купил новый дом, довольно скромный, из светлого кирпича, в форме буквы «L», развернутой к дороге. И в начале 1926 года семья покинула Лидс и обосновалась на новом месте.
Здесь, на Нортмур-Роуд, они прожили двадцать один год. В 1929 году освободился более просторный соседний особняк, где прежде жил Бэзил Блэкуэлл, книготорговец и издатель, Толкины решили его купить и в начале следующего года перебрались из дома 22 в дом 20. Этот второй дом был длинный и серый, более внушительный, чем его сосед, с маленькими окошками в свинцовых рамах и высокой шиферной крышей. Незадолго до переезда родился четвертый и последний ребенок, девочка, о которой так давно мечтала Эдит. Девочку окрестили Присциллой Мэри Руэл.
Помимо этих двух событий, рождения Присциллы в 1929 году и переезда в 1930–м, жизнь на Нортмур-Роуд текла почти без перемен. Это было размеренное, почти что рутинное существование. Так что, возможно, лучший способ его описать — это представить себе, как протекал типичный день Толкина в начале тридцатых годов.
Сегодня праздник, День святого, поэтому он начинается рано. В семь утра в спальне Толкина звонит будильник. Спальня расположена в глубине дома, и окна выходят в сад. Строго говоря, это не спальня, а ванная плюс гардеробная, и в углу комнаты стоит ванна, однако Толкин ночует здесь, потому что Эдит не выносит его храпа и к тому же он имеет обыкновение засиживаться допоздна, а Эдит ложится рано. Так что они спят в разных комнатах, чтобы не беспокоить друг друга.
Встает он неохотно (Толкин никогда не был «жаворонком»), решает, что побреется после мессы, и в халате идет по коридору в комнаты мальчиков, будить Майкла и Кристофера. Джону, старшему, уже четырнадцать, и он учится в католическом пансионе в Беркшире, а двое младших, которым сейчас одиннадцать и семь, живут пока дома.
Войдя в комнату Майкла, Толкин едва не спотыкается о модель паровоза, брошенную посреди комнаты. Он бранится про себя. Майкл с Кристофером сейчас увлечены железными дорогами. На верхнем этаже целая комната выложена игрушечными рельсами. Мальчики то и дело бегают смотреть на паровозы и рисуют (очень подробно и похоже) локомотивы Большой западной железной дороги. Толкин этой «железнодорожной мании» не понимает и особо не одобряет: для него железные дороги — это шум, грязь и порча пейзажа. Однако же он относится к хобби сыновей терпимо и даже временами соглашается сводить их на дальнюю станцию, посмотреть на проходящий челтнемский экспресс.
Разбудив мальчиков, Толкин облачается в свой обычный костюм: фланелевые брюки и твидовый пиджак. Сыновья надевают школьную форму своей Дрэгон-Скул: синие курточки и короткие штаны. Все трое выкатывают из гаража свои велосипеды и отправляются по безмолвной Нортмур-Роуд, где в других домах все еще задернуты занавески, потом сворачивают на Линтон-Роуд и выезжают на широкую Бенбери-Роуд, где их временами обгоняют машины или автобусы, едущие в город. Сейчас весна, и из палисадников на улицу свешиваются буйно цветущие вишни. Они проезжают три четверти мили в сторону города, до католической церкви Святого Алоизия — довольно неприглядного здания, расположенного рядом с больницей на Вудсток-Роуд. Месса начинается в половине восьмого, так что домой к завтраку они опаздывают совсем ненамного. Завтрак всегда подается ровно в восемь — точнее, в семь пятьдесят пять, поскольку Эдит предпочитает ставить все часы в доме на пять минут вперед. Фиби Коулз, приходящая служанка, только недавно явилась и гремит посудой на кухне. Фиби носит наколку горничной и работает с утра до вечера. Она появилась в семье пару лет назад и, судя по всему, намерена остаться надолго. Оно и к лучшему: до ее прихода с прислугой были вечные проблемы.