Читаем Джон Р. Р. Толкин. Биография полностью

К тому времени как он добирается домой, Эдит уже легла спать и в доме темно. Толкин растапливает печку в кабинете и набивает трубку. Конечно, надо было бы поработать над своими заметками к завтрашней лекции, но он, не удержавшись, достает из ящика стола неоконченную рукопись истории, которую пишет развлечения ради — и для себя, и для детей. По всей видимости, это пустая трата времени. Уж если заниматься чем-нибудь подобным, так лучше «Сильмариллионом». Но все-таки что-то заставляет Толкина ночь за ночью возвращаться к этой забавной сказочке — по крайней мере, мальчиков она, похоже, забавляет. Он садится за стол, вставляет в ручку новое перо (он предпочитает ручку-вставочку автоматическим ручкам), открывает бутылку с чернилами, берет лист из старой экзаменационной работы (на оборотной стороне — чье-то эссе о «Битве при Мэлдоне») и начинает писать: «Бильбо открыл глаза и не понял, открыл он их или нет: вокруг царила такая тьма-тьмущая, словно он их вовсе не открывал. Поблизости никого не было. Можете себе представить, как он перепугался!..»

Оставим его, пожалуй. Толкин засидится за столом до половины второго или до двух, а то и позже. Вся Нортмур-Роуд спит, и только скрип пера нарушает царящую вокруг тишину.

<p><emphasis>Глава 2</emphasis></p><p><strong>РАЗГЛЯДЫВАЯ ФОТОГРАФИИ</strong></p>

Вот, стало быть, как текла его жизнь внешне: домашняя рутина, преподавание, подготовка к урокам и лекциям, деловая переписка, редкие вечера, проведенные с друзьями, — а дни, когда он и обедал в колледже и присутствовал на заседании «Углегрызов», выпадали совсем нечасто, и мы собрали все эти события (и собрание факультета вдобавок) «под одной крышей» только затем, чтобы показать, сколь широк был круг его деятельности. Обычный день Толкина проходил куда более однообразно.

Хотя некоторые читатели, возможно, сочтут, что все описанные выше события и так довольно однообразны, без единого яркого проблеска: нудная деятельность человека, загнанного в узкие рамки жизни, не представляющей интереса для тех, кто находится за пределами этого тесного мирка. Все это, скажет читатель, все это повествование о том, как Толкин растапливает печку, едет на велосипеде на лекции, чувствует себя не в своей тарелке за обедом в колледже, — разве эти мелкие бытовые подробности расскажут нам что-нибудь об авторе, написавшем «Сильмариллион», «Хоббита» и «Властелина Колец»? Разве это объяснит нам его душу и то, как его воображение откликалось на происходящее? Разумеется, сам Толкин согласился бы с таким читателем. Он всегда придерживался мнения, что исследование жизни писателя очень мало говорит о том, как работал его ум. Что ж, быть может; однако, прежде чем оставить это дело, сочтя его безнадежным, возможно, стоит попробовать сойти с той отстраненной позиции, которую мы избрали, наблюдая за воображаемым днем из жизни Толкина, подойти чуть поближе и немного разобраться или хотя бы рискнуть сделать кое-какие предположения о более или менее очевидных особенностях его личности. И если это и не поможет нам лучше понять, почему он написал эти книги, мы, по крайней мере, чуточку лучше узнаем того человека, который их написал.

Может быть, разумно начать с фотографий. Их у нас имеется множество: Толкины часто фотографировались и бережно хранили все снимки. Однако на первый взгляд фотографии Толкина в среднем возрасте практически ничего о нем не говорят. В камеру смотрит самый обычный англичанин, принадлежащий к среднему классу, худощавого сложения и невысокого роста. Лицо довольно приятное, слегка вытянутое. Вот, собственно, и все. Да, взгляд довольно проницательный, а это говорит о живости ума, но больше на снимках ничего не увидишь — кроме одежды, а одевался он до крайности неброско.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толкинистика на русском

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное