Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Мистер Норрелл не ответил. Он вошел в приготовленную для него комнату, вымыл лицо и руки, затем взглянул в зеркало над кроватью. Как обычно в гостиницах, тяжелое, старинное зеркало казалось слишком большим для такой комнаты. Четыре столбика из красного дерева, высокий тёмный балдахин над кроватью и связка черных страусовых перьев придавали комнате погребальный вид, словно кто-то заманил Норрелла в самую обычную комнату, а это оказалась не комната, а склеп. Волшебник снова испытал странное чувство, сродни тому, что он ощутил, рассматривая женщин в лавке, — что-то завершается, и ничего уже не исправить. Он выбрал свой путь в юности, но путь этот завел его совсем не туда. Он так стремился попасть домой, но дом оказался страшным и отвратительным. Стоя в полутьме рядом с кроватью, Норрелл вспомнил, как в детстве боялся темноты — темнота принадлежала Джону Аскглассу.

Дни пройдут и пройдут года,
Меня вспоминайте, молю,
Над диким полем в мерцании звезд,
Летящего вслед Королю.

Мистер Норрелл поспешил покинуть комнату — поближе к теплу и свету.

Около шести начало светать. Рассвет едва занимался. Белый снег падал с серого неба и укутывал серо-белый мир. Дэйви так засыпало снегом, что он казался восковой фигурой, приготовленной для отливки.

Весь день упряжка почтовых лошадей тянула повозку сквозь снег и ветер. Они миновали череду гостиниц, где путникам предлагали горячее питье и недолгий отдых от снежного бурана. Дэйви и Чилдермас, которым доставалось больше всех, вымещали свое раздражение в конюшнях, где ругались с содержателями гостиниц из-за лошадей. В Гренхеме Чилдермас совершенно разъярился, когда хозяин гостиницы предложил ему слепую лошадь. Он поклялся, что ни за что на свете не возьмет ее. Хозяин гостиницы, в свою очередь, поклялся, что эта лошадь — лучшая у него в стойле. У путешественников не было выбора, и им пришлось нанять несчастное животное. Впоследствии Дэйви говорил, что лошадь оказалась превосходной скотиной, весьма послушной, так как несчастной было все равно, куда скакать. В Таксфорде путешественники вынуждены были оставить Дэйви. Он правил каретой более ста тридцати миль, и, по словам Чилдермаса, так устал, что не мог даже пошевелить языком. Чилдермас нанял форейтора, и они продолжили путь.

Спустя час после рассвета снег перестал и небо прояснилось. На опустевших полях залегли сине-черные тени. В пяти милях от Донкастера путешественники проезжали мимо гостиницы «Красный дом» (стены ее были выкрашены красной краской). В лучах низкого зимнего солнца гостиница казалась объятой пламенем. Карета замедлила ход и остановилась.

— Почему мы остановились? — спросил мистер Норрелл, высунувшись наружу.

Лукас наклонился и что-то сказал, но ветер унес его слова, и мистер Норрелл ничего не услышал.

Чилдермас направил коня прямо через поле. При виде всадника вороны с карканьем взлетали в воздух. Вдали тянулась старинная изгородь. Рядом с воротами росли два высоких падуба, дальше вела огороженная тропинка. Чилдермас остановился и наклонился. Он некоторое время рассматривал тропинку, затем натянул вожжи, направил лошадь между падубов и исчез из виду.

— Он въехал на волшебную тропу! — встревожено воскликнул мистер Норрелл.

— Неужели, — отозвался Ласселлз, — и что с того?

— Это ведь одна из самых известных троп! Считается, что она соединяет Донкастер и Ньюкасл.

Они подождали.

Через двадцать минут Лукас наклонился и спросил:

— Сколько мы будем стоять, сэр?

Мистер Норрелл покачал головой.

— Вот уже триста лет со времен Мартина Пейла ни одному англичанину не удавалось проникнуть в Страну фей. Возможно, Чилдермас никогда уже не выйдет оттуда. Наверное…

Внезапно Чилдермас возник в проеме ворот и поскакал обратно через поле.

— Что ж, значит, это правда, — заметил Норрелл. — Путь в Страну фей снова открыт.

— Что вы видели? — спросил он у подъехавшего всадника.