Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Вскоре мистер Норрелл убедился в правоте сэра Уолтера. Лорд-мэр и его олдермены изъявили радостную готовность поучаствовать в возрождении английской магии. Им удалось убедить суд городского совета учредить Комитет магических актов, который и постановил, что в границах города Лондона только мистеру Норреллу дозволено творить магию, а прочие, осмелившиеся «открыть лавку, установить балаган, либо каким-либо другим способом досаждать жителям Лондона предложениями магических услуг», будут незамедлительно выдворены из города.

Уличные чародеи собрали свои палатки, уложили потрепанный скарб и потащились вон из города. Некоторые, уходя, сыпали проклятиями, однако большинство отнеслось к превратностям судьбы с философским спокойствием. Они решили, что раз уж им не позволяют заниматься магией, то придется податься в воры и нищие, а поскольку они и в прежние годы клянчили или подворовывали, то разница не очень и велика.

Впрочем, один остался. Винкулюс, чародей с Треднидл-стрит, по-прежнему сидел в своей палатке, предсказывал несчастья и помогал брошенным любовницам и обиженным подмастерьям чинить мелкую месть. Разумеется, мистер Норрелл часто обращался в Комитет магических актов, сетуя на подобное состояние дел, ибо из всех уличных магов мистер Норрелл особенно ненавидел Винкулюса. Комитет посылал бидлов и констеблей, чтобы запугать Винкулюса, однако тот не обращал на служителей закона никакого внимания. Винкулюс был так популярен среди лондонцев, что Комитет, опасаясь беспорядков, не решался изгнать его силой.

Одним пасмурным февральским днем замерзший до полусмерти Винкулюс сидел в своей палатке у церкви святого Христофора на Бирже. Если читателям в детстве доводилось видеть палатку уличного мага, они согласятся, что сооружение это весьма походит на кукольный театр Панча и Джуди или ярмарочный балаган. Строится оно из досок и ткани. Желтая занавеска, обрамленная снизу жирной полосой грязи, служила дверью и одновременно извещала желающих о том, чем торгуют в здешнем балагане.

Впрочем, сегодня у Винкулюса посетителей не было. Улицы опустели. Серый туман, отдававший дымом и дегтем, накрыл город. Лавочники подбрасывали уголь в очаги и жгли лампы в тщетной надежде хоть немного рассеять серость и мглу, но сегодня их эркеры не бросали на улицы приветные отблески; свет не пробивался сквозь смог. Никто не шел в лавки потратить деньги, лавочники в длинных белых фартуках и пудреных париках лениво перебрасывались словами или грелись у очагов. В такой день счастливцы, у которых не было дел вне дома, с радостью оставались в тепле, а те, кому приходилось выходить, стремились поскорее вернуться к домашнему очагу.

Винкулюс мрачно сидел за желтой занавеской и перебирал в уме трактирщиков, которые согласятся налить в долг пару стаканов глинтвейна. Он почти уже определился, с кого начнет, когда услыхал, что долгожданный посетитель за занавеской топает ногами и дует на пальцы, чтобы согреться. Винкулюс отдернул занавеску и вышел наружу.

— Ты — чародей?

Винкулюс опасливо кивнул — уж больно посетитель походил на судебного пристава.

— Превосходно. У меня к тебе дело.

— Первая консультация — два шиллинга.

Человек опустил руку в карман, достал кошелек и положил два шиллинга в ладонь Винкулюса. Затем принялся излагать историю, которая привела его к уличному чародею.

Незнакомец изъяснялся ясно и четко: он твердо знал, чего хочет. Однако чем дальше он рассказывал, тем меньше Винкулюс ему верил. Незнакомец поведал, что прибыл из Виндзора. Что ж, возможно. Правда, выговор у него был северный, однако многие северяне отправляются на юг в поисках лучшей доли. Незнакомец также сообщил, что у него успешное шляпное дело, а вот это уже вызывало серьезные сомнения — на галантерейщика он точно не походил. Винкулюс мало что знал о галантерейщиках, но в одном не сомневался: они всегда одевались лучше прочих. Незнакомец же был облачен в латаный-перелатанный сюртук, рубашка, пусть чистая нехорошего полотна, вышла из моды лет двадцать назад. Винкулюс понятия не имел о всяких галантерейных мелочах, но любой шляпник должен был знать о них не понаслышке. Этот человек не знал — он называл их просто финтифлюшками.

Подморозило, и земля превратилась в корку из льда и замерзшей грязи. Винкулюс, делавший пометки в маленькой засаленной книжечке, поскользнулся и упал на сомнительного шляпника. Предательский лед не давал ему встать, заставляя перебирать ногами и хвататься за незнакомца, словно за перила лестницы. Подозрительный шляпник был явно недоволен, что в лицо ему дышат парами эля вперемешку с капустным духом, а костлявые пальцы хватают его за одежду, однако вслух ничего не сказал.

— Извините, — пробормотал Винкулюс, с трудом поднимаясь на ноги.

— Ладно, — вежливо отвечал подозрительный шляпник, стряхивая с сюртука черствые крошки, жирные ошметки, грязь и прочие следы, оставленные Винкулюсом.

Последний тем временем приводил в порядок свои растрепавшиеся от внезапного падения лохмотья.

Подозрительный шляпник продолжил рассказ: