Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

Кампо Санта-Мария Дзобениго, Венеция

Джонатан Стрендж – Джону Меррею

16 ноября 1816 г.

Мой дорогой Меррей,

Думаю, Вам доставит удовольствие узнать, что уничтожение «Истории и практики английской магии» имеет и положительные последствия. Я помирился с лордом Байроном. Его светлость не знает ровным счетом ничего о тех противоречиях, которые разрывают английскую магию на две части, да, впрочем, ему до них и дела никакого нет. Однако он чрезвычайно уважает книги. Он сообщил, что всегда тщательно следит за тем, чтобы Ваше чересчур осторожное перо, мистер Меррей, не дай Бог, не изменило какую-нибудь строчку в его драгоценных писаниях или не поставило вместо «сомнительных» слов несколько более приемлемые. Когда лорд Байрон услышал, что недоброжелатель автора колдовством уничтожил целую книгу, то пришел в неописуемое негодование. Он прислал мне предлинное письмо, в котором поносит Норрелла на все лады. Из всех писем, полученных мною по печальному поводу, это – самое любимое. Да, в искусстве оскорбления с его светлостью не сравнится ни один англичанин. Он прибыл в Венецию с неделю тому назад, и мы встретились у Флориана[134]. Признаюсь, я немного побаивался, что он притащит с собой и эту бесцеремонную молодую особу, миссис Клермонт, но, к счастью, она так и не показалась. Судя по всему, он некоторое время тому назад дал ей отставку. Наши новые дружеские отношения подкрепил общий интерес к бильярду. Я играю, когда раздумываю о магии, а он – когда сочиняет стихи…

Солнечный свет был холоден и чист, как звук от прикосновения ножом к тонкому бокалу. В этом свете стены церкви Санта-Мария Формоза выглядели белыми, словно раковины или кость, а тени на каменной мостовой – голубыми, как морская вода. Дверь церкви открылась, и на площадь вышла небольшая компания. Леди и джентльмены осматривали внутреннее убранство церкви, а теперь вышли на улицу. Им хотелось выплеснуть долго сдерживаемую энергию, потому они заполнили нарушаемую лишь плеском воды тишину громким жизнерадостным разговором. Кампо Санта-Мария Формоза понравилось путешественникам необычайно. Фасады домов выглядели величественно – для их восхваления трудно было подобрать эпитеты. Еще больше очарования таил в себе тот упадок, в котором пребывали здания, мосты и церкви. Гости были англичанами, и упадок других народов представлялся им естественным состоянием. Они принадлежали к нации, наделенной столь высоким мнением о собственной одаренности (и столь серьезными сомнениями в талантах других людей), что ничуть не удивились бы, узнав, например, что венецианцы неспособны были оценить красоты родного города, покуда не явились англичане и не рассказали, как он хорош.

Одна дама, излив все свое восхищение, обратилась к другой даме с разговором о погоде.

– Знаешь ли, милая, так странно, но когда мы были в церкви и вы с мистером Стренджем рассматривали картины, я выглянула на улицу, и мне показалось, что идет дождь. Я так испугалась, что ты промокнешь!

– Нет, тетя! Смотри, камни совсем сухие. Ни единой капельки!

– А кроме того, дорогая, не мешает ли тебе ветер? В уши так и дует! Если он тебя беспокоит, мы попросим мистера Стренджа и папу пойти немного быстрее.

– Спасибо, тетушка, но мне очень хорошо. Приятный бриз, запах моря – все это освежает мысли, чувства – все. Или, тетя, оно не нравится вам?

– Что ты, дорогая! Я никогда не обращаю внимания на подобные вещи. Я очень вынослива. Беспокоюсь только за тебя.