Джони, о-е! Или назад в СССР-4!

— Знаю немного, — поморщился я и почти не соврал. — Ходил на курсы. Летом, когда студенты уходят на каникулы, некоторые творческие вузы Франции организуют школы и резиденции. Это интенсивные курсы, где участники со всего света в течение одного-двух месяцев слушают лекции и отрабатывают практические навыки, встречаются с мэтрами своего дела и с нуля создают собственные проекты. Эти программы поддерживает министерство Европы и иностранных дел Франции: вуз организует учебный процесс, а министерство предоставляет стипендии, которые покрывают стоимость обучения, дороги и аренды жилья.

— Мне Марина что-то рассказывала про эти школы. Она говорила, что такие программы организуют для режиссеров, художников, саунд-артистов и представителей других творческих профессий — в зависимости от того, какие вузы участвуют в конкретном сезоне.

Я, действительно, посещал эти курсы в Высшей национальной школе аудиовизуальных искусств «La Femis», когда погрузился в живопись, но это было в том мире. И они мне не понравились, так как сильно отличались от того, чему меня учили в Японии. А поэтому я перевёлся на писательский курс, где и получил представление о том, как правильно, по меркам запада, писать сценарии. Тогда я, на старости лет, тоже пытался писать книжки. Да-а-а… Как давно это было…

— Так, ты, вроде не иностранец, для Парижу-то, — удивился Высоцкий.

— Так, мне и стипендия была не нужна и место нашлось. Туда ограниченное количество желающих принимают. Ограниченный бюджет.

— Понятно. И какие ты курсы посетил?

— Художественные, сценарные и режиссёрские. Я тогда хотел научиться снимать концерты, — немного приврал я.

— И ты считаешь, хм, что у нас сценарии пишут и фильмы снимают неправильно? — спросил, криво ухмыляясь, Высоцкий.

— Ну, почему? Для России — очень даже хорошо. А для того, чтобы смотрели за рубежом, формат надо изменить. И, если коротко, то — да. Считаю. По крайней мере, те сценарии, которые я читал, мне кажутся не сценариями, а обычными художественными произведениями. Краткими переложениями романов.

— А какие сценарии ты читал? — удивился Высоцкий.

Я дёрнул плечами.

— Да, хотя бы, того же Разина. Он же публиковался.

— А-а-а… Так это литературный сценарий, — рассмеялся. — Кинематографический — он совсем другой. Эх ты, Пьерушка. А ещё курсы оканчивал… В самом городе Парижу… Хе-хе-хе…

Высоцкий расслабился, и на его лице проявилось снисхождение. Он не терпел, когда ему перечили, доминировали в чём-то или пытались поучать. Вот потому я и «подставился».

— И всё равно. Слишком много в том сценарии пустых фраз, размытых образов, не передающих окружающую историческую атмосферу. Хотя… Давно читал, может чего и не понял.

— Какая же там атмосфера была? — снисходительно, но как-то сразу подобравшись, спросил Высоцкий.

Я посмотрел на него и снова дёрнул плечами.

— Польская аристократия в Руси в семнадцатом веке включала в себя представителей различных крупных дворянских семей, например Чарторыйских, Сангушко, Сапег, Вишневецких, Заславских, Збараских и семьи Острожских. Они потребовали царя закабалить всех крестьян, прикрепив их к земле, и отменить «Юрьев день», когда крестьянам можно было переходить с места на место. Вольных крестьян не стало. Вот эту волю хотел дать народу Разин, а не свергнуть царя. Крестьян тогда ещё не продавали, как скот за деньги, но уже меняли на другие полезные вещи. Нет в сценарии о Разине этого. Нет сути конфликта с властью. Вроде как у него одни бояре и воеводы-взяточники виноваты, а царь-душка. И другого царя Алексея-Алексеевича ставить на трон шёл. Так чем другой царь лучше первого? Не сказано.

— Ну, ты задвинул! — Высоцкий почесал в затылке. — Конфликт с властью, говоришь? Кхе-кхе… От того и не разрешили Шукшину снимать кино, что побоялись разбудить народный бунт. Конфликт с властью, кхе-кхе…