Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

— Почему это нет хлеба? — спросил Попков, пряча глаза. — Есть хлеб.

— Ты о чём? — невинно спросил я.

— Ну, ты поёшь, что хлеба нет, но полно гуталина. Ещё какого-то горбатого главаря приплетаешь.

— Кхе-кхе, — кашлянул и нахмурился я. — а что фильм «Место встречи изменить нельзя» на экраны ещё не вышел?

— Какой-какой?

— «Место встречи изменить нельзя». С Высоцким и Конкиным в главных ролях.

— Не-е-е-т, — удивлённо вытянули лица ещё больше ребята.

— Тьфу, ты! — сплюнул я. — Снимают ещё, наверное. Я сценарий читал и вот навеяло. Там милиционеры в сороковых — сразу после войны — ловят банду «Чёрная кошка», а у неё гловарь по кличке «Горбатый». Вот…

Семцов покрутил головой.

— Не поймут нас. Вот фильм выйдет, тогда, может быть.

— Да-а-а… Ну давайте следующую слушаем. «Дуся-спортсменка»[44] называется.

Начало вроде ребятам понравилось, потом они снова стали переминаться и переглядываться.

— Что опять не так? — нахмурился я.

— Ты, Пьер, только не обижайся… Грубая она какая-то, — сказал Семцов. — Девчонки могут обидиться. Я такую играть не буду.

— Дуся-агрегат, — сказал и хихикнул Попков. — Смешно.

— Уйдёт от тебя твоя Ирка, будет тебе «Смешно», — буркнул Семцов. — Моя — точно обидится. Она у меня ручным мячом занимается. И так стесняется своих мышц. А тут ещё я такой: «Ты агрегат, Дуся, Дуся, ты агрегат…»

— Её у него Дашкой зовут, а он её ласково Дуся называет, — пояснил Арбузов.

— Понятно, — насупился я. — Слушаем дальше. Песня называется «Клетки»[45].

Наблюдая за ребятами, негативного воздействия на них этой песни я не заметил.

— Прикольная песня. Это про хипарей, да? Про стиляг?

— Да, хорошая песня! И по прягать под неё можно. Ритм такой, заводной. Дальше давай.

— Ну, эта, точно не подойдёт, промотаю, — сказал я и потянулся к магнитофону.

— Да, чё ты? Пусть играет. Песни то хорошие, — сказал Борис Тихонов. — Только для танцев не подходят, а так… Клёвые песни. Давай послушаем, а?

— Ну, давай, — усмехнулся я и включил «Ночь»[46].

— Да-а-а, — протянул Семцов. — Песня — вещь, но грустноватая.

Они переглянулись с ребятами.

— Да-а-а, — протянул Семцов. — Песня — вещь, но грустноватая.

Они переглянулись с ребятами.

— Давай дальше.

— Короче, — не выдержал я. — Ставлю и слушайте. Пойду в столовку схожу.

— Что-то сегодня у меня всё желание репетировать пропало. Может, когда коржик в чаем съем появится — подумал я и включил магнитофон. Я начал знакомство студентов с «моими» новыми песнями с репертуара группы «Любэ» из хулиганства и из желания проверить их на «патриотизм». Естественно, было бы глупо рассчитывать на то, что песни этой группы подойдут для танцев. Под них и в наше время не особо танцевали.

Дальше шли песни: «Не Губите Мужики», «Хулиган», Трамвай «пятёрочка», «Давай-наяривай», «Самоволочка», «Люберцы», «Ребята с нашего двора», «Не валяй дурака, Америка», «Улочки московские», Любэ и Игорь Матвиенко «Ты неси меня река», «Ясный сокол»[47].

Глава 25

Когда я пришёл через сорок минут, на сцене стояла тишина, не смотря на то, что все не бездельничали, а занимались музицированием. Тихим музицированием. Слышно было только барабанщика, и то в весьма «лайтовом звучании».

— Ну как? — спросил я жизнерадостно.

— Гхм, — сказал Семцов. — Э-э-э… Ты извини, Пьер, но для танцев такие песни не проканают. Слишком они, э-э-э, со смыслом. Их слушать надо. Как песни Высоцкого. Не станем же мы танцевать под, э-э-э, например под: «я друзья вам на мозги не капаю». Эти песни мы обязательно разучим, но для танцев нужны другие.

— Ладно! Хорошо! Тогда давайте сегодня ещё раз прогоним Битлов и запишем. Сейчас расставлю микрофоны к барабанам и приступим.

Расставили микрофоны, подключили их к пульту, а пульт к широкоплёночному, полуторадюймовому, магнитофону «Scully 284». Его особенностью было то, что блок с двенадцатью ламповыми усилителями у него был выносной. Большинство Британских студий в начале семидесятых годах писало музыку на восьмиканальные «Scully 280», как и я. Теперь пишут на двенадцатиканальные двести восемьдесят четвёртые. Мне нравился ламповый звук и я не стал переделывать его усилители.

Зачем? Когда у меня имелся шестнадцатиканальный и полностью интегральный «Sculle-100» под двухдюймовую ленту с офигительной головкой и с возможностью ставить на звукозаписи метки, что очень важно для оператора. Вот его усилители с высоко-пороговой диодно-транзисторной логической защитой от шума я немного переделал. Но показывать сейчас «Sculle-100» ребятам я не стал. Хорошего помаленьку.

Они и от двенадцатидорожечного «Sculle-284» прифигели. Причём, на этом двести восемьдесят четвёртом и обычная четырёхдорожечная магнитофонная плёнка тоже прослушивалась, и восьмидорожечная, ну и двенадцати, конечно. Только ограничитель надо было устанавливать.