Джонни, будь паинькой

— Не будь такой занудой, Мегера, — говорит он, бросая взгляд на девицу в униформе горничной. Та улыбается ему, поглядывая сквозь опущенные ресницы.

— Я войти? — повторяет она на этот раз более сексуально.

Джонни распахивает дверь и отступает в сторону, приглашая гостью.

— Джонни! — Теперь путь преграждаю я, но пигалица спокойно проходит мимо меня в комнату.

— На сегодня все, Мег.

Я не двигаюсь с места.

— Ты ведь не говоришь по-английски? — спрашивает Джонни девушку.

— По-английски? — переспрашивает та с сильным итальянским акцентом. — Нет. Я не говорить по-английски.

— Тем лучше, потому что разговаривать нам не придется. — Он подмигивает мне и закрывает дверь, оставляя меня в коридоре.

Никогда не привыкну к фанаткам. Каждый раз, когда вижу его с другими женщинами, чувствую, как от меня откалывается кусочек.

— Отлично получается, ребята. Давайте устроим перерыв. — Джонни спрыгивает со сцены и трусцой бежит между рядами. Я сильнее выпрямляюсь в кресле.

— Можешь принести мне бутерброд или еще что-нибудь? — просит он меня.

— Конечно. — Беру свое пальто. — Принести прямо сюда?

— Да. Я собираюсь продолжить. Думаю, надо поработать над риффом.

Джонни — трудяга. Поначалу за всеми гулянками допоздна, выпивкой и женщинами я этого не замечала, но он такой.

Вскоре приношу булочку с тунцом и майонезом.

— Спасибо, — благодарит Джонни, поднимаясь и откусывая бутерброд. Он лезет в карман и достает маленькую фляжку, открывает и наклоняет ко рту. — Черт. Закончилось, — говорит он, протягивая фляжку мне. — Ты не могла бы ее наполнить?

— Э-э, конечно, — неуверенно отвечаю. — Чем?

— Виски, чем же еще? — Он, улыбаясь, смотрит на меня.

— Может, я лучше принесу тебе что-то другое? Коку? Пепси?

— Коку я бы употребил. — Он нагло ухмыляется. Сходу я шутку не понимаю, но потом до меня доходит. Видя мое лицо, он смеется. — Нет, цыпа, мне только виски.

— Что, сейчас?

— Да.

— Джонни, я немного обеспокоена тем, как много ты выпива…

— Спасибо. — Он обрывает меня и кивает на фляжку в моей руке.

Разворачиваюсь и стремительно удаляюсь в поисках местного винного магазина. Я знала, что для театра надо было запастись обычным набором закулисной еды и напитков, но Джонни велел ради репетиции не заморачиваться.

***

Два дня спустя стою за сценой на Олимпийском стадионе Мюнхена, когда появляется Джонни. Сегодня он выглядит еще привлекательнее, чем обычно.

— Все нормально? — спрашиваю его.

— Да, да и еще раз да, Мегера! Всех ждет очешуительное шоу!

Джонни очень возбужден и подпрыгивает на месте.

Появляется техник с гитарой, но ему не сразу удается надеть инструмент на Джонни, потому что тот не может стоять спокойно.

Выступление начинается со «Что ты есть», обновленной версии с участием оркестра, и я сильно нервничаю, даже если этого нельзя сказать о Джонни. На репетициях песня звучала великолепно, но я уверена, что исполнять ее перед восьмидесятитысячной толпой — совсем другое дело.

— Не переживай ты так. — Он встает передо мной и кладет руки мне на бедра, глядя прямо в глаза. Сердце замирает, пока он изучает мое лицо и весело улыбается. Взгляд у него какой-то странный. Немного дерганый. Он явно на взводе, и внезапно я понимаю, что это состояние наверняка не естественное.

— С тобой все нормально, Джонни? — снова спрашиваю я, на этот раз осторожнее.

— Да, да, да! Остынь, подруга!

Он лихорадочно трет мои бедра и, прежде чем их отпустить и снова начать прыгать на месте, шмыгает носом.

— Ну, поехали. — Он смотрит на сцену.

Оркестр начинает играть, и группа Джонни присоединяется, представляя обновленную версию старого хита. На сцену выскакивает Джонни, поет первую строчку, и толпа приходит в неистовство.

В такие моменты я вдруг понимаю, что знаю этого парня, того самого Джонни Джефферсона.

Я смотрю, как он ласкает микрофон руками, пока песня успокаивается, как раз перед мощным припевом. Гитара висит на ремне у него за спиной, он перебрасывает ее вперед и ударяет по струнам так, будто от этого зависит его жизнь. Я смотрю и горжусь им, но тут вспоминаю дикое выражение его глаз, и мне становится не по себе.

После концерта он возбужден еще больше, и это повторяется на следующем выступлении в Ницце и через два выходных дня перед концертом в Барселоне.

Я нехотя делюсь своей озабоченностью с Биллом.

— И? — говорит он.

— Что значит «и»? — недоумеваю я.

— Дело в чем? Разве мы не закрыли эту тему, когда обсуждали его пьянки?

— Да, да, да, — расстроенно соглашаюсь я. — И мне все равно, считаешь ли ты меня чересчур правильной или нет, я просто волнуюсь за него, Билл.

— Господь всемогущий, девочка! Уймись. И вообще, что, по-твоему, я должен с этим делать?

— Не знаю — остановить его.

— Остановить его? — Он смеется. — Остановить его? Как, черт побери, я должен это осуществить? Он большой мальчик, знаешь ли, деточка, и не станет делать то, что ему велят. А теперь иди и не отвлекай меня своими глупостями.

Разумеется, Билл начинает меня серьезно раздражать.

В самом начале декабря мы добираемся до Барселоны. Это первый из трех испанских городов — еще нас ждут концерты в Сан-Себастьяне и Мадриде.