Джонни, будь паинькой

— Полная чушь. Я заведу собаку, когда уйду на покой. Нормальную собаку. Не крысу вроде Футси.

Я смеюсь.

— Тогда тебе придется довольно долго ждать.

— Ты же тут как-то сказала, что я старею и выхожу из моды…

— Я пошутила!

— Это было очень жестоко с твоей стороны. — Он выглядит обиженным.

— Я так вовсе не думаю!

— Ужасно меня расстроила, — добавляет Джонни.

— Хватит уже давить на жалость, — говорю я. — В любом случае ты сказал, что я уволена.

— Нет, — поправляет он, — ты сама ушла.

Я смеюсь.

— Ну, тогда ладно.

— Но ты же не взаправду ушла?

— Нет, мистер Джефферсон. Я, вероятно, буду продолжать работать на вас, даже когда мне исполнится тридцать. Если вы доживете.

— Ой! — Джонни толкает меня, и я чуть не падаю в ручей.

— Ах ты мерзавец! — взвизгиваю я и толкаю его в ответ.

С минуту мы продолжаем идти, и как только я успокаиваюсь и чувство безопасности возвращается, Джонни снова меня толкает.

— Джонни!

Он приобнимает меня за плечи и притягивает к себе.

— Кто же сэкономит мне десять тысяч долларов на страховке, если ты уйдешь?

Джонни отпускает меня, и я с удивлением смотрю на него. Я сказала ему об этом по дороге в Биг-Сур, но не думала, что он понял, и уж тем более запомнил, о чем я говорила.

— Возвращаемся? Уже темнеет, — замечает он.

Джонни снова разжигает камин, а я решаю попробовать приготовить нам ужин. Наливаю немного оливкового масла в сковороду и принимаюсь нарезать лук, на ходу бросая его в посудину.

— Что на ужин? — Джонни входит в кухню, когда я отправляю очередную порцию лука в начавшее дымиться масло.

— Макароны с помидорами и луком, — сообщаю я ему.

Он смотрит в сковородку, содержимое которой, похоже, подгорает.

— Ох, нет! — восклицаю я от огорчения.

— Ты перегрела конфорку, — говорит Джонни, снимая сковороду с плиты и выбрасывая почерневшие овощи. Он протирает сковороду кухонным полотенцем и, залив свежее оливковое масло, ставит обратно на плиту.

— Не знала, что ты умеешь готовить, — язвлю я, потом достаю из холодильника еще одну луковицу и начинаю ее резать.

— Я нечасто этим занимаюсь, но у тебя что-то совсем руки не из того места растут. Подвинься. — Джонни забирает нож и отодвигает меня от плиты.

— Ой! — кричу я.

Он принимается очень тонко нарезать лук.

Теперь я удивлена.

— Где ты этому научился?

Ломтики лука такие тонкие, что почти прозрачные.

— Мама научила. — Джонни замолкает. Руки у него дрожат.

— Как, когда тебе было…

— Двенадцать. За год до того, как умерла, — подтверждает он, глядя на меня. — Ей хотелось научить меня заботиться о себе, прежде чем я стану жить с моим никчемным отцом. — Он сохраняет легкость в голосе. — Вот что я тебе скажу, — продолжает Джонни. — Иди в гостиную, а я здесь все закончу.

— Это очень по-домашнему, Джонни Джефферсон. — Я с удивлением смотрю на него.

— Ты так считаешь, Мег Стайлз?

— Ничего себе, ты знаешь мою фамилию, — отмечаю я.

— Разумеется, я знаю твою фамилию, Мегера! Бог ты мой, что, по-твоему, я за начальник?

— Извини, — неловко говорю я.

— Ступай. — Джонни указывает ножом по направлению к гостиной.

Подчинившись, я иду и усаживаюсь на ковер перед камином, облокотившись спиной на диван. Джонни приходит спустя пятнадцать минут. Я начинаю вставать.

— Хочешь, поедим тут? — предлагает он.

— Да, давай. — Я усаживаюсь обратно.

— Вообще-то, я никудышный начальник. — Джонни передает мне тарелку с едой. — Я даже не купил тебе подарка на Рождество.

— Ты не обязан был покупать мне подарок на Рождество. Я же тебе не купила.

— Да, но ты как раз и не обязана. А я твой начальник. Я должен был купить тебе подарок.

— Не переживай из-за этого.

— Я заглажу свою вину, — обещает он.

— Просто не начинай опять пить, это будет мне самым лучшим подарком.

Он улыбается, глядя на меня.

— Ты такая милая, Мегера.

Я накручиваю несколько спагетти на вилку и стараюсь не капнуть на себя соусом, держа тарелку на коленях.

— Очень вкусно, — сообщаю я Джонни. — Твоя мама – прекрасный учитель.

Он улыбается и смотрит в огонь.

— Что имел в виду Кристиан, когда назвал тебя Джонни Сниденом? — осторожно спрашиваю я.

Проходит довольно долгое время, прежде чем он отвечает.

— Фамилия моей матери была Сниден. Я сменил имя на Джефферсон, когда переехал жить к отцу. Это его фамилия, — объясняет он. — Они никогда не были женаты. Мама даже не записала отца в моем свидетельстве о рождении.

— Ясно, — с неловкостью говорю я. — Джефферсон звучит намного круче…

— М-м-м, — соглашается он, все еще уставившись на пламя.

— Ты из-за этого чувствуешь себя виноватым. — Это не вопрос. — Уверена, она бы тебя поняла.

С минуту Джонни гоняет спагетти по тарелке.

— А вот я в этом не уверен.

— Какой она была? — нерешительно спрашиваю я.

— Да как сказать... Для меня она была просто мамой. Я знаю, что она меня любила, и что ей было бы больно видеть меня в таком состоянии. Она часто наказывала мне не кончить как отец.

— А каким он был?

— Выпивка, наркотики, женщины… — Джонни бросает на меня взгляд.

Я молчу.

— Вот именно, — заключает он, ставя наполовину недоеденную тарелку на пол рядом с собой.