Джонни Депп. Ты – то, что ты делаешь

Psychologies: Многие видят в вас нонконформиста, бунтаря, человека с норовом – из-за ваших браслетов, шляп, татуировок, маек с многозначительными надписями… И при этом очевидно, что едва ли не главное из ваших качеств – верность: вы 20 лет дружили с Хантером Томпсоном, 20 лет снимаетесь у Тима Бертона, 12 лет сохраняете отношения с одной женщиной… Чего в вас больше – норова или терпимости?

Джонни Депп: Внутри меня нет конкуренции. И я не сказал бы, что верен кому-то или чему-то. Я верен себе.

Но чтобы быть верным себе, надо знать себя и свои желания.

Д. Д.: Можете мне не верить, но у меня никогда не было такого рода проблем.

Но многие помнят, как вы крушили номера в отелях и рассказывали о том, что были так называемым трудным подростком, – у подобных вещей есть причины и следствия.

Д. Д.: Это и правда, и неправда одновременно. У меня действительно было непростое детство. И отношения с братом – он на 10 лет старше – и сестрами у меня были ближе, чем с родителями. Кристи, старшая сестра, вообще мой самый близкий друг всю жизнь – ассистент, советчик, агент, кто угодно… Родители воевали друг с другом. Мы жили в маленьких домах, а шепотом никто не ссорился. Они воевали – иногда до крови. Они остались вместе ради детей, а не должны были. Когда они наконец разошлись – мне тогда было 15–всем было ясно: это лучшее, что они могли сделать для семьи. А пока они жили вместе… Мы бесконечно переезжали, за 15 лет сменили 20 мест жительства, жили вшестером в крошечных домиках. Помню, однажды школьный приятель пригласил меня домой, и его мама предложила мне остаться на ужин. Я был потрясен: вся семья собралась за столом, брат приятеля, сестра, мама-папа… И сначала все ели салат… Волшебное название – романо… Вилки лежали слева от тарелки, ножи справа – у нас такого никогда не было. У нас ели принесенное из KFC или «Макдоналдса». И все в разное время, семьей за столом никому в голову не приходило собираться… В общем, жизнь нашей семьи была довольно-таки адской – и в бытовом отношении, и в смысле того, что нам приходилось постоянно чувствовать, насколько родители не выносили друг друга. И при этом они совсем неплохие люди. Мои родители растили четверых детей в довольно сложных условиях и любили нас. Но они пошли на поводу условности – все ради сохранения «полной семьи». Что оказалось пыткой для тех, ради кого они, казалось бы, вовремя не расстались. Следовать условностям, тому, что навязано извне, – ошибка, я убежден. И тогда так считал. А потому считался «трудным» подростком. Сам-то я о себе так не думал. У меня всегда была довольно высокая самооценка, я был абсолютно уверен в себе.

Что вам сообщало такую уверенность в себе?

Д. Д.: Наша семья… она была не просто неблагополучной, а глубоко больной. Из таких семей и выходят, между прочим, серийные убийцы. Я хочу сказать – все провоцировало на крайность. Моя крайность была – отстаивать то, каков я есть. Бороться за собственную индивидуальность. А потом появилась гитара. Мама подарила мне гитару за 25 долларов, когда мне было лет одиннадцать. Это была любовь с первого взгляда, страсть. Меня интересовала только музыка. Знаете, я вообще не помню переходного возраста, не помню конфликтов, ссор, бунта гормонов. Помню, что я тогда слушал, что играл, как пальцы до суставов стер, пытаясь играть на гитаре Перголези, придурок. Ничто не имело большего смысла, чем музыка. Эта история с учительницей, которой я зад показал, – я не вижу тут ничего исключительного. Даже особенно скандального, хотя после нее мне в школе дали понять, что я свободен наутро в нее не вернуться. Собственно, так я и поступил… Она просто все пыталась меня к ногтю, к ногтю… Зачем-то ей это было нужно – чтобы я стал послушным зверьком, чтобы я был как все. А я всегда подозревал, что быть не как все – нормально. Быть другим – не криминал. Школа была постоянным испытанием, если не пыткой. И я бросил ее. Ничего особенного, просто я иначе видел свой путь.

Что помогает вам двигаться по нему, не сворачивать со своего пути?