Джонни и мертвецы

– Нет. – Мистер Порокки покачал головой. – Так трудно переворачивать страницы…

– Но мы должны быть в курсе событий, – возразила миссис Либерти. – Как знать, что за нашей спиной замышляют живые!

– Я… что-нибудь придумаю, – сказал Джонни. – Получше газеты.

– Вот и отлично, – сказал Уильям Банни-Лист. – И сходи в мэрию и скажи там…

– Что мы не собираемся с этим мириться! – прогремел Олдермен.

– Ладно, – покорно согласился Джонни.

Мертвецы растаяли. Опять возникло ощущение перемещения, словно они отбыли в неведомый иной край.

– Ушли? – спросил Холодец.

– Нельзя сказать, чтоб они приходили, – заметил Ноу Йоу, ревностный поборник науки.

– Приходили и ушли, – подытожил Джонни.

– Блин, чудно все это, – поежился Бигмак. – И холод собачий…

– Ладно, потопали, – сказал Джонни. – Мне надо подумать. Они хотят, чтоб я остановил стройку.

– Как?

Джонни быстро зашагал к воротам.

– Ха! Это они свалили на меня.

– Мы поможем, – тут же сказал Ноу Йоу.

– Да? – спросил Холодец. – В смысле, Джонни-то в порядке, но… ну… это получается якшаться с нечистой силой. Твоя мать, если узнает, будет вне себя.

– Да, но если они говорят правду, значит, мы помогаем христианским душам, – возразил Ноу Йоу. – А раз так – ничего страшного. Это ведь христианские души, да?

– По-моему, на кладбище есть и еврейский участок, – сказал Джонни.

– Ну и что. Евреи все равно что христиане, – заявил Бигмак.

– Не совсем, – очень осторожно возразил Ноу Йоу. – Но вроде того.

– Да, но… – неуклюже начал Холодец. – Это… покойники и всякое такое… ну… он их видит, значит, это его проблема… то есть…

– Когда Бигмака судили, мы все пошли его поддержать, – напомнил Ноу Йоу.

– Ты сказал, что его повесят, – надулся Холодец. – И я, дурак, все утро рисовал плакат «Свободу сплинберийцу!».

– Это был политический процесс, – обиделся Бигмак.

– Ты угнал машину министра просвещения, пока он торжественно открывал школу! – возмутился Ноу Йоу.

– Я не угонял. Я бы покатался и вернул.

– Ты въехал на ней в стену. Ты бы не смог ее вернуть, даже если бы отскреб лопатой.

– А я виноват, что у него тормоза ни к черту? Я, между прочим, мог здорово покалечиться. Но, похоже, это никого не колышет. Ваш министр сам виноват – не фиг бросать где попало тачки с плевыми замками и гавкнутыми тормозами…

– Спорим, сам он тормоза не чинит.

– Значит, виновато общество…

– Все равно, – сказал Ноу Йоу, – мы в тот раз подставили тебе плечо, верно?

– Не шею же было вместо него подставлять, – буркнул Холодец.

– И все мы поддержали Холодца, когда он нажаловался в музыкальный магазин, что, если проигрывать записи Клиффа Ричардса задом наперед, слышны Откровения Господа…

– Ты же говорил, что тоже их слышал! – возмутился Холодец. – Сам говорил!

– Это когда ты объяснил мне, что к чему, – сказал Ноу Йоу. – А пока я не знал, что слышу, мне казалось, что кто-то скулит и подвывает: айип-аййиип-муээп-айииипп[1].

– Нельзя выпускать записи, которые так действуют на впечатлительных! – воинственно заявил Холодец.

– Я хочу сказать, – перебил Ноу Йоу, – что друзьям надо помогать, согласны? – Он повернулся к Джонни. – Вот что. Лично я думаю, что ты на грани нервного срыва, у тебя расстроена психосоматика, ты слышишь голоса и страдаешь бредовыми галлюцинациями, и тебя, наверное, надо бы засунуть в смирительную рубашку – знаешь, такую белую, с моднючими длинными рукавами – и посадить под замок. Но это не важно, потому что мы друзья.

– Я тронут, – сказал Джонни.

– Похоже, – согласился Холодец, – но нам по барабану, верно, парни?

Мамы дома не оказалось – ушла на вторую работу. Дед смотрел «Курьезы скрытой камерой».

– Дед!

– А?

– Уильям Банни-Лист был известный человек?

– Очень известный. Знаменитая личность, – не оглядываясь, ответил дед.

– А в энциклопедии я его не нашел.

– Очень известный человек был Уильям Банни-Лист. Ха-ха! Гляди, гляди, мужик с велосипеда свалился! Прямо в кусты!

Джонни взял том «Л – Мин» и на несколько минут затих. У деда было полно толстенных многотомных энциклопедий. Зачем они ему, никто толком не знал. Году, кажется, в пятидесятом дед сказал себе: «Ученье свет!» – и оптом закупил все эти пудовые тома. Он их так ни разу и не открыл, только смастерил для них шкаф. К книгам дед относился с суеверным почтением. Он считал, что, если в доме их довольно, атмосфера насыщается культурой и знаниями, как радиацией.

– А миссис Сильвия Либерти?

– Что за птица?

– Эта… как ее… суфражистка. Женщины на выборах и прочее.

– Никогда о такой не слыхал.

– Ни на «Либерти», ни на «Суфражистки» ее нет.

– Нет, никогда не слыхал про такую. Ого, смотри! Кошка ухнула в пруд!

– Ладно… а мистер Антонио Порокки?

– Что? Старина Тони Порокки? Как он?

– А он был знаменитость?

Дедушка на мгновение оторвался от экрана и устремил взгляд в прошлое.

– Тони? Держал магазинчик для любителей розыгрышей. На Элма-стрит, там, где теперь стоянка. Продавал бомбочки-вонючки и чесоточный порошок. А еще, когда твоя мама была маленькая, Тони на утренниках показывал фокусы.

– Значит, он был знаменитость?