Джонни Рики Звезда (СИ)

— Ты же знаешь, что такие как он, настоящее зло, смрад, дьявольщина. Мы должны бороться с мерзостью всеми способами, и твоим способом сегодня оказался камень, который ты как настоящий мужчина, не побоялся применить. — мальчишка хотел высвободиться из хватки Сэма, но у него не вышло. Сэм видел, что все это церковное дерьмо, все-таки действует и еще раз мысленно одобрил подход отца к делу, связанному с наставлением людей на путь праведный. В этом что-то есть.

— Сэм, я не знаю смогу ли сделать это в следующий раз. Если честно я испугался когда бросил камень в окно. — мальчик поджал губешки, наверное из последних сил сдерживая слезы.

Нет, этого пацана точно нужно научить быть мужиком. Иначе дальше будет только хуже… Ему нужно припадать урок!

— В следующий раз ты сделаешь больше. Ты попадешь в цель. Быть мужчиной трудно, никто не спорит, но у тебя есть мы, твоя семья. — Сэм взъерошил мальчишке волосы (слишком длинные на его взгляд) и велел бежать домой ужинать.

Направляясь к отцовскому дому, он думал о своем промахе, о том, что пожалел и не сбил бродячего пса. Глупые конечно мысли, всего-навсего блохастая псина, но этот поступок заставил по-другому взглянуть на себя. Он недостаточно тверд, ему не хватило мужества спрятать позорную жалость. А что будет в следующий раз, когда например ему придется сделать выбор между мирным существованием какого-нибудь педика, или грязной шлюхи, и их уничтожением. У него снова не хватит силы воли, он окажется недостойным своего отца?

Нет, такого больше не повториться. Уж у него-то хватит яиц.

Сэм обошел дом и вышел на задний двор, где мать собирала овощи, а отец курил сигарету и о чем-то ей оживленно рассказывал. История, как предполагал Сэм, наверняка касалась какого-то позорного разоблачения, еще одной победы праведной мысли отца, над порочным обществом современности.

— … Господь всемогущий, ты знаешь, что я лучше пожелал бы, выколот себе глаза, чем наблюдать за всем этим развратом, творившемся вокруг: в этом супермаркете одни блудницы и педерасты. Снуют туда сюда, от прилавка к прилавку, выбирая одежду покороче. Они хотят выглядеть, как можно соблазнительнее, так им велит дьявол, чтобы порочностью сбивать юные души с пути истинного…обращать их в грешников. Мать их так!

Сэма никогда не переставало удивлять, как отец может говорить о Боге и тут же, вставлять в предложения крепкие словечки. Он противоречивый человек, у которого истина имеет то значение, которое устаревает его самого.

— Если бы не свечи для машины, я бы в жизни не пошел в эту обитель разврата, одним своим внешним видом, эти убогие оскорбляют имя господне! — старик закашлялся, его белые волосы, собранные в крысиный хвостик, разметались по шее, и он раздраженно спрятал их. Издалека он напоминал Санта-Клауса, переболевшего всеми возможными болезнями, и теперь сняв свою праздничную одежду, дожидавшегося смерти. — Я уже было хотел возвращаться, знал, что нужно торопиться, к обеду солнце подымиться высоко над городом и будет жарче, чем на дне рождении у сатаны, но когда увидел эту размалеванную девчонку, одетую, как самая нищая потаскуха, я не смог уйти молча. Я какое-то время стоял, не решаясь, но знал… Знал, чего от меня ждет Господь! Он хотел, чтобы я проучил эту маленькую дрянь, которую может быть, еще не поздно спасти.

— И что ты сделал? — опустив дырявую кастрюле, наполненную только что собранными помидорами, подала голос мать. Усталая, вспотевшая, на её лице не выражалось никакого интереса к рассказу отца и Сэма это взбесило. Она жена своего мужа, их венчали перед Богом, а она смеет там неуважительно смотреть на него? Сквозь пальцы, словно терпит его из последних сил.

— Ты бы узнала, если бы не встревала в мой рассказ! Какого черта ты кладешь испорченные плоды к здоровым овощам? — взбесился отец, ударив ботинком по стоящей на земле кастрюле. Она перевернулась и все собранное матерью, покатилось в разные стороны.

Что-то в груди Сэма ёкнуло, что-то пульсирующее, жалостливое, как тогда когда мальчишка заверещал, спасая собаку, но Сэм сдержал чувства, не дав им проникнуть в голову.

— Я прошел через весь торговый зал и на глазах у всей толпы что было сил, врезал ей по уху, которое разбухло сию же минуту! — отец залился скрипучим смехом, который мгновенно обратился в кашель, сильнейший кашель курильщика.

— Хочешь воды? — оставив помидоры лежать на земле, обратилась мать к отцу и тут она заметила стоявшего в стороне Сэма и рассеянно ему улыбнулась. Она смотрела то на отца, то на своего сына и словно замечая невидимую нить между ними, следовала по ней взглядом.

«Что она видит в нас? — спрашивал себя Сэм, — почему так уставилась, словно ей открылась какая-то истина. Что между нами общего? Мной и моим стариком».

— Вся толпа закудахтала, словно в курятник пробрался лис — он снова закашлялся, — А эта мелкая потаскуха визжала так, будто ей ногу отрезали. Мать её так!