Джонни Рики Звезда (СИ)

Джонни подошел к матери и плечом к плечу они смотрели через стекло на помрачневший двор, с его бетонными клумбами и двумя покосившимися уличными фонарями. «Эту улицу ничто не изменит» — подумалось Джонатану. И когда он увидел сидящих на старой лавке, внутри, него что-то оборвалось.

Снова они. Та самая троица.

Они как грехи, всегда следуют по пятам.

Они не уничтожаемы. Или… Джонни просто не пробовал?

— Они выглядят не слишком приветливо. — металлическим голосом, воинственно проговорила мать.

— Да уж… и не говори! — ему ни в коем случаи не хотелось рассказывать матери, о случившемся в ночном клубе и он мысленно поблагодарил тех мерзавцев на лавке, за то, что не били его по лицу, чтобы его матери не пришлось лить слезы.

— До чего же некоторые личности пропитаны жестокостью, словно они никогда не были младенцами, обитающими на небесах и ждущими своей очереди попасть на эту землю. Словно они приходят откуда-то еще, из самых низов и приносят миру скорбь. — женщина рассуждала вслух — меньше для ушей сына и больше для парней на улице.

— Ну, хватит, здесь не на что смотреть. Не на что. — она отошла от окна и обхватив плече сына, отвела от окна. — Чудесный сегодня день, не правда ли? — она улыбнулась, погладила сына по волосам.

— Совсем длинные. — заметил он, когда она игриво подергала его за челку нависшую над глазами.

— Говорят, что волосы накапливают всю отрицательную энергию, произошедших с нами неприятностей. — мать игриво усмехнулась, изобразив пальцами ножницы поднесенные к его волосам.

— Нет, мам! — взмолился Джонатан, осознав, что она ему предлагает. — Только не челку! — хотя в это самое мгновение уже чувствовал, что очень хочет измениться.

— Перемены всегда к лучшему, Джонатан! А я тебе в этом помогу, если ты решишься.

Он немного постоял в нерешительности; поднимая глаза то на челку, то переводя их на мать, и в итоге с улыбкой согласился подстричься.

Подстригаться с матерью было здорово. Они шутили, рассказывали друг другу какие-то простые, не призывающие к осмыслению истории, пока женщина кромсала волосы сына большими металлическими ножницами. Затем она отыскала старинную (но по-прежнему хорошо стригущую) электрическую машинку и подровняла все неровности оставленные ножницами. Оказалось, что в детстве мать Джонни хотела стать парикмахером и экспериментировала на куклах. «К концу стрижки они все у меня были лысыми!» — хохоча, призналась она.

Когда мать официально объявила работу законченной и стряхнула волосы с полотенца, в которое была обернута шея сына, она задержала его на месте, не давая возможности подойти к зеркалу.

— Таким ты можешь быть. Всегда. Если ты особенный и тем более, если ты отдаешь себе в этом отчет, не обязательно подчеркивать это особенным внешним видом. В конце концов, наш внешний вид — это всего лишь оболочка. А ее можно менять. — женщина сдула с носа сына явно мешавшую ему волосинку и осторожно подвела к зеркалу в ванной комнате.

Когда Джонни медленно поднял глаза и увидел свое лицо, полностью открытым и не уродуемым занавеской из волос, он застыл от восхищения. Словно бы в какой-то метафоричной, идеализированной реальности он повстречался со своим двойником, нет с лучшей копией самого себя. Те же чувства, тот же багаж прошлого за плечами, но смотрит на него совершенно иной человек. Будто бы способный прожить часть жизни отмеренной ему, с куда большим успехом, сделать то, на что «старый» Джонатан ни за что не решился бы. Джонни сиял от восхищения и не мог оторвать глаз от прекрасного незнакомца, со знакомыми чертами. А всего то и стоило, что подстричься…

— Знаешь, мам, а на счет прошлого спрятанного в волосах… или как там, думаю в этом, что-то есть!

— Мама, плохого не посоветует! — она ему по девичьи подмигнула и игриво потрепала по коротким волосам, словно проверяя, не отросли ли те, чудесным образом, за считанные минуты.

— Ну вот, теперь, когда ты прошел через обновление, нет ли какого-нибудь человека, с которым тебе хотелось бы поделиться эмоциями!? — они, рука об руку шли через всю их квартирку, словно прогуливаясь по саду какого-нибудь средневекового замка. И когда Джонни подумал, что сейчас они остановятся в комнате матери, женщина, поторапливаясь, провела сына мимо нее.

Почему она не хочет туда входить? Опасается? Но чего?

А может быть, как только она окажется в своей комнате, снова вернется безумие?

— Ну… позвоню попозже Тиф, она уж точно умрет от потрясения!

— Нет, я не о таком человеке. Я о ком-то более важном для тебя, таком, который живет с сердце.

Джонни поежился от неловкости момента, раньше он всегда представлял, как это замечательно беседовать с матерью о парнях, но на деле оказалось немного странновато.

— Не смущайся. Это же твой день! Забыл? Сегодня должно происходить все самое прекрасное и необычное.

— Мам, ты, кажется, забыла, когда у меня день рождения? Оно не сегодня! — ухмыльнулся Джонни.